Капков К.Г. Духовный мир Императора Николая II и его Семьи.4. В заключении в Царском Селе

Лишение Царя свободы было поистине

вернейшим залогом смерти его и его семьи…¹⁸³

 

Незадолго до государственного переворота, в конце февраля 1917 года, Августейшие дети и Анна Вырубова заболели корью, находясь в Александровском дворце Царского Села. 2 марта Государыня попросила принести во дворец из придворной Знаменской церкви чудотворную икону «Знамение» и отслужить перед ней молебен с прошениями об исцелении¹⁸⁴.

Слухи о низложении Императора витали в Царском Селе уже 2 марта, и, вероятно, поэтому настоятель придворной Знаменской церкви протоиерей Иоанн Федорович Сперанский¹⁸⁵ отказался от проведения молебна во дворце¹⁸⁶.

Царскосельскую икону доставил во дворец протоиерей Федоровского Государева собора Военного ведомства Афанасий Иванович Беляев¹⁸⁷, который вскоре и стал духовником Императорской Семьи вместо протоиерея Александра Петровича Васильева (последний не решился служить Царской семье под арестом¹⁸⁸).

Поскольку отец Афанасий с 1893 по 1915 год был настоятелем главного в Царском Селе Екатерининского собора Епархиального ведомства, он был хорошо известен Императорской чете¹⁸⁹. (Кроме того, он был родственник духовнику Царской семьи протоиерею Александру Васильеву.)

Отец Афанасий вспоминал: «2 марта <…> пропуск во дворец, хотя и охранялся часовыми Сводного Пехотного полка, был свободен [то есть часовые разбежались. — К.К.]. <…> Вошли в полутемную, большую комнату [дворца], где лежали на отдельных простых кроватях больные дети. Икону поставили на приготовленный стол. <…> Императрица, одетая сестрой милосердия, стояла подле кровати наследника, недалеко от нее стояли другие сестры милосердия и няни. <…> Горячо, на коленях, со слезами просила земная Царица помощи и заступления у Царицы Небесной. Приложившись к Иконе и подойдя под нее, попросила поднести Икону и к кроватям больных, чтобы и все больные дети могли приложиться к Чудотворному Образу. <…> Когда мы выносили Икону из Дворца, Дворец был уже оцеплен войсками и все находящиеся в нем оказались арестованными»¹⁹⁰.

8 марта Императрица просила отслужить молебен по случаю отъезда Государя из Ставки в Царское Село, собралось духовенство, но некий караульный начальник — прапорщик с «громадным красным бантом на груди» молебну воспрепятствовал. Граф Петр Николаевич Апраксин не смог договориться о разрешении молебна и на следующий день¹⁹¹.

9 марта 1917 года под конвоем в Царское Село прибыл Государь.

Вкратце скажем об общем положении Царской семьи под арестом. Лишив Императорскую семью свободы передвижения, Временное правительство поступило не только незаконно и подло, но и глупо. Арест создавал вокруг Семьи совершенно ненужный ажиотаж, который расшатывал собственное положение Временного правительства, создавшего прецедент беззакония: Царскую семью арестовали, не предъявив никаких обвинений.

Чрезвычайная следственная комиссия, расследовавшая в том числе достоверность слухов о сепаратном мире с Германией, сторонницей которого якобы была Императрица, не нашла за Государем и Государыней никакой вины, однако они остались под арестом, как и их дети.

Временное правительство захватило Царские комнаты в Зимнем дворце, стало пользоваться личными вещами и личным автомобилем Царской семьи. Такое попрание прав частной собственности самим правительством, конечно, не осталось незамеченным и давало соответствующий пример для действий на всех уровнях.

Планомерное уничтожение Временным правительством всякой дисциплины и субординации в армии сказалось и на нижних чинах охраны Александровского дворца. Его обитатели постоянно подвергались оскорбительным замечаниям и насмешкам со стороны охраны, а скамейки и стены дворца были покрыты непристойными рисунками с похабными надписями. Были случаи, когда нижние чины пускали Государю в лицо дым от папиросы. Офицеры слабо контролировали ситуацию. Так, отец Беляев вспоминал, что он «заявил дежурному офицеру о неприличном их [солдат] поведении. Уже не говоря о том, что часовые солдаты стоят неприлично, но еще и ругаются громко самыми скверными непечатными словами. Офицер сказал только: «Товарищи! Как не стыдно вам!» А товарищи так и остались товарищами…»¹⁹².

Императрица особенно сильно переживала случаи неуважения к Императору воинских чинов, хотя наибольшая доля ненависти приходилась на ее долю. Государыня писала: «Когда про меня гадости пишут — пускай, это давно начали травить [то есть клеветать на Царицу. — К.К.]. Мне все равно теперь, а что его оклеветали, грязь бросают на Помазанника Божия, это через чур тяжело. Многострадальный Иов. Господь его ценит и наградит за его кротость. Как сильно внутри страдает, видя разруху. Это никто не видит. Разве будет другим показывать, что внутри делается, ведь страшно свою Родину любит, как же не болеть душой, видя, что творится. Не думала, что за три месяца можно такую анархию видеть, но надо до конца терпеть и молиться… молиться, чтобы Он все спас. А армия… плачешь, не могу читать [газеты], бросаю все и вспоминаю страдания Спасителя, Он для нас, грешных, умер, умилосердится еще, может быть. <…> Больше, чем он [Государь] делал, невозможно»¹⁹³.

Свидетельница царскосельского заточения Царской семьи баронесса Софья Буксгевден вспоминала: «Ей ­[Императрице] не разрешали пользоваться балконом, дверь на котором была заколочена по требованию солдат. Казалось, солдат особенно раздражали ее [инвалидное] кресло и ее печальное выражение лица, и они громко ругали ее за то, что ее не заставили ходить. Они постоянно угрожали слуге, который катил кресло, а когда его однажды заменил моряк, дядька Цесаревича Нагорный¹⁹⁴, солдаты были настолько возмущены тем, что он прислуживал «жене тирана», что он получил письма от сослуживцев из своей части со смертным приговором»¹⁹⁵.

Приведем, как нам кажется, характерный пример отношения распропагандированной охраны к Царской семье и, в частности, к Государыне: «Однажды, когда ­Императрица сидела на ковре под деревом, я [С. К. Буксгевден] поднялась со своего стула рядом с ней, чтобы подать что­-то, что она обронила. Солдат немедленно занял мое место, а на мои протесты заявил, что “теперь все по очереди”. Императрица осторожно отодвинулась, подавая знак мне молчать, поскольку она боялась, что всю семью вернут домой и у детей будет украден час пребывания на свежем воздухе. Ей показалось, что у солдата совсем не плохое лицо, и она скоро вступила с ним в разговор. Сначала он учинил ей допрос, обвиняя ее в “презрении” к людям и в том, что, не ездя по стране, она демонстрировала, что не хочет узнать Россию. Александра Федоровна спокойно объяснила ему, что в молодые годы у нее было пятеро детей, которых она кормила сама, и у нее не было времени ездить по стране, а потом ей не позволило здоровье. Казалось, он был поражен такими доводами и мало-­помалу становился все более дружелюбным. Он расспрашивал Императрицу о ее жизни, о ее детях, о ее отношении к Германии и так далее. Она отвечала ему простыми словами, что она была немкой в юности, но это было в далеком прошлом. Ее муж и ее дети были русскими, и она тоже стала русской всем своим сердцем. Когда я подошла с офицером, который казался порядочным человеком, и к которому я рискнула обратиться, боясь, что солдат мог надоесть Императрице, я нашла их мирно обсуждавшими вопросы религии. Солдат встал при нашем появлении и подал руку Императрице, сказав: “Вы знаете, Александра Федоровна, у меня было совершенно другое представление о вас. Я ошибался в своем отношении к вам”. Это было особенно поразительным, потому что этот солдат был депутатом Совета. Когда он в следующий раз заступил на дежурство, то был очень вежлив.

Императрица Александра Федоровна в инвалидном кресле за шитьем.

Весна 1917

В большинстве случаев, когда солдаты начинали разговаривать с Императором или детьми, их враждебность исчезала. Они видели, что они не были жестокими монстрами, как их учили верить. Однако они всегда были более враждебны по отношению к Императрице, в их поведении проявлялось воздействие пропаганды, которая проводилась среди них»¹⁹⁶.

К детям в целом охрана была настроена лучше, но и они подвергались мелочным придиркам и терпели незаслуженные обиды. Так, Великим княжнам, несколько лет трудившимися сестрами милосердия, не разрешили обменяться пасхальными открытками со служащими госпиталя, притом, что тексты всех писем проверялись комендантом.

Хотя, конечно, по сравнению с последующими условиями заключения Царской семьи в Екатеринбурге и вообще с условиями советского заключения, быт Венценосцев был более чем сносный. Но, если сравнить положение Царской семьи до 2 марта с последующим условиями пребывания их в собственном дворце, контраст был необыкновенно велик. Чтобы пережить его, «не потеряв лица», требовались огромные выдержка и мужество.

Большой радостью для Царской семьи были прогулки и физическая работа в парке дворца. Государь ранней весной убирал снег, а позднее члены Царской семьи разбили рядом с дворцом большой огород, где высадили лук, редиску, салат и др., поливали, пололи грядки, косили траву, убирали сено, пилили старые деревья, кололи дрова и т.п.

Государь за работой. Весна 1917

Великие княжны с приближенными за работой на импровизированном огороде рядом с Александровским дворцом. Весна 1917

Кроме того, много читали. Государь интересовался разными работами: от нервических романов Дмитрия Сергеевича Мережковского (трилогии «Христос и Антихрист») до серьезного исторического труда Федора Ивановича Успенского «История Византийской Империи»¹⁹⁷. Всей Семье Государь читал вслух рассказы Артура Конан Дойля («Приключения Шерлока Холмса») и романы Александра Дюма («Граф Монте­Кристо»). Интересно отметить, что весной­летом 1917 года, когда еще не было известно об отправке Царской семьи в Сибирь, Императрица прочла известную книгу Герхарда Фридриха Миллера «Описание Сибирского царства и всех происшедших в нем дел от начала, а особливо от покорения его Российской державе по сии времена» (также тогда прочли эту работу Софья Буксгевден и Анастасия Гендрикова)¹⁹⁸.

С детьми постоянно проводились учебные занятия по разным предметам. Главным образом, английскому, французскому, немецкому языкам, истории и географии России и Европы¹⁹⁹. Преподавала сама Императорская чета и ее приближенные.

Вкратце такова в целом была обстановка во время пребывания Императорской семьи под арестом в Царском Селе. Теперь вернемся к вопросам религиозной жизни Семьи. В приглашении законоучителя для детей Венценосцам было отказано, и Императрица самостоятельно обучала их катехизису, древней и русской церковной истории, один урок был посвящен исламу. До отъезда Венценосцев из Царского Села эти занятия шли практически каждый день (с 17 апреля по 26 июля), кроме воскресных дней и других праздников: церковных и семейных. Царица занималась с Цесаревичем, Великими княжнами Татьяной, Марией и Анастасией — с каждым отдельно. Из Священного Писания Наследник и Великая княжна Анастасия изучали, прежде всего, Евангелие, а старшие сестры: Татьяна и Мария — книги Ветхого Завета. В царскосельский период заключения Государыня изучила с ними Притчи Соломона, Книгу Экклезиаста, Книгу пророка Исайи. Подобная методика учебного процесса действует в богословских школах и сейчас: прежде преподают Четвероевангелие, потом другие книги Нового Завета, а далее — Ветхий Завет.

После прибытия Государя в Царское Село первое богослужение состоялось во дворце по просьбе Царя в субботу 11 марта: это была всенощная, а на следующий день служили литургию²⁰⁰. Совершение богослужений в царскосельский период заключения Царской Семьи было стабильным: всенощные под воскресенье и праздники, а на следующий день соответственно воскресные и праздничные литургии. Был отслужен и весь цикл великопостных служб. Совершены молебны в дни рождения Государя Императора, Царицы Александры Федоровны, Цесаревича Алексея Николаевича, Великих княжон Татьяны, Анастасии, Марии, тезоименитства Великой княжны Ольги Николаевны, благодарственный молебен по случаю наступления Российских войск в июне 1917 года, акафист святому Великомученику и Победоносцу Георгию, а также молебны в некоторые другие дни.

Помимо протоиерея Афанасия Беляева богослужения проводили придворный протодиакон Николай (по всей видимости, Николай Федорович Преображенский, протодиакон собора Императорского Зимнего дворца²⁰¹), псаломщик и четверо придворных певчих.

Службы заказывал сам Государь, определяя их время.

Литургии начинались в период 9­30 — 11­30, как ­правило, в 11­00. Вечерние службы начинались в период ­18­00 — ­20­00. Все богослужения проводились как обычно, по сокращенному, но стройному и благолепному придворному чину. ­Литургия длилась 1 час — 1 час 10 мин, всенощная — ровно
1 час. Вечерние и утренние службы Страстной седмицы не продолжались более 2 часов каждая. В Великую пятницу утренняя с чтением 12­ти Евангелий продолжалась 1 час 40 мин. Пасхальная утренняя длилась 30 мин, пасхальная литургия — 1 час.

Можно отметить, что не всегда на службах присутствовали все члены Царской семьи.

Все богослужения совершались в походной церкви в честь святого Александра Невского, располагавшейся в одной из комнат Александровского дворца (о ней мы рассказывали выше на с. 48–51). Царская семья стояла в церковном помещении совершенно обособленно от других: за ширмами, занимая небольшое место в углу, с отдельным ходом²⁰².

Выход Императорской семьи в придворный Знаменский храм был запрещен. Софья Буксгевден отмечала, что «Императрица скучала по церковным службам» в отдельном храме²⁰³. Об этом Государыня говорила и в письме к графине Анастасии Гендриковой от 30 июня: «Жажду сходить в настоящую церковь»²⁰⁴. 19 июля и Великая княжна Ольга Николаевна отметила в письме к Зинаиде Сергеевне Толстой: «Слышу звон в Екатерининском соборе; так хочется иногда пойти к Знамению»²⁰⁵.

Как протекали молитвы Венценосцев?

Протоиерей Афанасий Беляев вспоминал: «Надо самому видеть и так близко находиться, чтобы понять и убедиться, как бывшая Царская семья усердно, по­православному, часто на коленях, молится Богу. С какою покорностью, кротостью, смирением, всецело предав себя в волю Божию, стоят за богослужениями. И у меня, грешного и недостойного служителя Алтаря Господня, замирает сердце, льются слезы…»²⁰⁶.

30 апреля отец Беляев записал: «Служил Литургию, говорил слово на слова Евангелия: “Бог есть Дух, и иже кланяется Ему, духом и истиною достоит кланятися”. В то время, когда говорил я о душевных переживаемых страданиях, которые ставят человека, оставленного всеми, в невыразимо гнетущее состояние, — приводят в ужас, и единственное утешение он находит в молитве. В это время раздался невольный неудержимо вырвавшийся из чьей­то наболевшей груди вздох настолько сильный и громкий, что привел в удивление всех слушателей. И этот отклик душевной муки раздался с того места, где стояла одна только Царская Семья»²⁰⁷.

Далее, 28 мая, отец Афанасий отметил: «Мне показалось, что Государь, имеющий бледный страдальческий вид, очень болен. Что­то волнует его, и он, молча, терпеливо переносит свои страданья. Молится усердно и часто
на коленях»²⁰⁸.

Царскосельская медсестра Валентина Ивановна Чеботарева в своем дневнике писала со слов некоего лица, в свою очередь получившего сведения от протоиерея ­Беляева: «Государь часто плачет во время богослужений» и  «священник отец Афанасий говорит, что они чисты, как дети, во всех взводимых на них обвинениях в предательстве; положения своего не понимают»²⁰⁹. Вряд ли, конечно, они не понимали своего положения, скорее относились к нему со смирением и выдержкой.

Это видно из переписки и записных книжек Императрицы Александры Федоровны. «Если начнешь роптать, то теряешь почву под ногами и становишься таким мелким, самолюбивым. Есть самолюбие, которое надо иметь, но есть и другое, которое надо топтать под ногами — это ложное. <…> Пускай зло помучает, потревожит, но душу ему не отдадим», — писала Государыня Марии Мартиановне Сыробоярской 29 мая 1917 года²¹⁰.

Как мы обращали внимание выше, Императрица пронесла свои убеждения молодости (если не детства) через всю жизнь практически неизменными. Например, в 1894 году Принцесса Аликс писала жениху: «Нет ничего хуже, чем видеть, как страдают близкие тебе люди и быть не в состоянии помочь им, разве только старанием ободрить их и не дать унывать»²¹¹. А вот ее послание от 28 мая 1917 года к штабс­капитану Александру Владимировичу Сыробоярскому, где поднимается та же тема: «Все можно перенести, если Его [Бога] близость и любовь чувствуешь и во всем Ему крепко веришь. Полезны тяжелые испытания, они готовят нас для другой жизни, в далекий путь. Собственные страдания легче нести, чем видеть горе других и не будучи в состоянии им помочь. Очень много Евангелие и Библию читаю, так как надо готовиться к урокам с детьми, и это большое утешение — с ними потом читать все то, что именно составляет нашу духовную пищу. И каждый раз находишь новое и лучше понимаешь. У меня много таких хороших книг, всегда выписываю из них. Там никакой фальши. <…> Они силы дают, утешение и для уроков с детьми. Они [дети] много глубоко понимают — душа растет в скорби. <…> Всегда надо надеяться. Господь так велик, и надо только молиться, неутомимо Его просить спасти дорогую Родину. Стала она быстро, страшно рушиться в такое малое время. Но тогда, когда все кажется так плохо, что хуже не может быть, Он милость Свою покажет и спасет все. <…> И за все надо благодарить, что могло бы [быть] гораздо хуже… <…> Пока живы и мы с нашими вместе — маленькая крепко связанная семья. <…> Мы и в саду бываем (т.е. а свободе). А вспомните тех других [находящихся в тюрьмах за былую близость к Царской семье. — К.К.], о Боже, как за них страдаем, что они переживают, невинные… Венец им будет от Господа. Перед ними хочется на коленях стоять, что за нас страдают, а мы помочь не можем, даже словом. Это тяжелее всего»²¹².

Приведем и еще несколько цитат из записной книжки Царицы:

«Назначение боли — заслужить благословение для того, кто ее выносит, или для тех, кто видит и замечает, с каким мужеством она переносится. В одной вещи мы всегда должны быть уверены — в том, что Бог посылает нам страдания, потому что любит нас».

И далее: «Быть неправильно понятым даже теми, кого любишь, — это крест и горечь жизни… Это самое жестокое испытание для преданности. Это то, что должно было чаще всего ранить сердце Сына Человеческого… Увы! Никогда не отступать, никогда не проявлять холодность, быть терпеливым, сочувствовать, выказывать нежность. Искать распустившийся цветок и раскрывающееся сердце… Всегда надеяться, как и Бог. Всегда любить — это долг»;

«Христианство, как небесная любовь, возвышает душу человека. Я счастлива: чем меньше надежды, тем сильнее вера. Бог знает, что для нас лучше, а мы нет. В постоянном смирении я начинаю находить источник ­постоянной силы»²¹³.

Летом 1917 года Наследник Цесаревич стал исполнять функции «алтарника». 2 июля отец Беляев записал: «Наследник Алексей Николаевич пришел к херувимской [песне] тихо и незаметно, отдельным входом, прямо в алтарь и стал прислуживать в алтаре: брал от псаломщика кадило, относил его на место и вновь подавал для передачи протодиакону. Это первый раз юный любимец своих родителей обнаружил склонность принять личное деятельное участие в церковном богослужении»²¹⁴. Вскоре, 9 июля, «Наследник заходил в Алтарь, где ему подана была теплота и кусочек антидора»²¹⁵. 23 июля «Наследник прислуживал в Алтаре, а к концу Литургии ушел в зало, где стояла вся Царская Семья, и вместе со всеми слушал мое [отца Афанасия] слово о праздновании в Федоровском соборе памяти преподобного Серафима [Саровского]»²¹⁶.

Протоиерей Афанасий Беляев. Фото с автографом: «На добрую память от пр. А Беляева 1905. Апреля 23». На паспорту отпечатано: «Л. Городецкий Царское Село» и герб Великого князя Владимира Александровича. На оборотной стороне: «Фотограф Его Импер. Высоч. Гос. Великого Князя Владимира Александровича Л. Городецкий бывш. В. Лапре. Царское Село Московская ул. д. 21». Из коллекции древлехранилища (музея) памяти Семьи Императора Николая II Крестовоздвиженской дворцовой церкви в Ливадии

Жизнь заключенных в Александровском дворце была полна мелких, мелочных притеснений. Это касалось и проведения богослужений. Баронесса Буксгевден вспоминала: «Церковные службы были разрешены, <…> но всегда были поводом для длинных обсуждений [караула], ­оканчивавшихся сильной руганью, отзвуки которой мы слышали, так как комната охраны находилась под спальней Императрицы»²¹⁷.

Баронесса говорит, что в Великий четверг «Евхаристия не могла совершиться, так как на этот день были назначены похороны жертв революции в Царском Селе [это были шестеро погибших при беспорядках. — К.К.]. Литургия была отложена до Великой субботы, и хотя на тот Четверг была назначена вечерня [точнее: служба вечером. — К.К.], она проходила одновременно с похоронами, и голос священника часто перекрывался «Марсельезой» и «Интернационалом», исполнявшимся снаружи духовым оркестром. <…> Тысячи рабочих пришли на это мероприятие со знаменами и плакатами, на которых были начертаны все оттенки социалистических и коммунистических мыслей. Были произнесены подстрекательские речи перед красными гробами. <…> Однако в то время как крики присутствующих на похоронах становились все громче, вмешалась стихия и, возможно, спасла жизнь Императорской Семье. Поднявшийся ветер в полчаса превратился в ураган. Небо почернело и разразилась невероятная снежная буря. Под порывами ветра отчаянно развевалось море красных знамен, многие оторвались от шестов, а старые деревья качались и скрипели. Ораторы были ослеплены снегом, и под напором все усиливающегося ветра вынуждены были натянуть поглубже шапки и замотать шарфы, отчего поток красноречия прекратился, и группы одна за другой поспешили удалиться, пока весь парк не опустел»²¹⁸.

Сделаем небольшую поправку к воспоминаниям баронессы Софьи Буксгевден. На самом деле литургия в Великий четверг состоялась, и за ней причастилось довольно много дворцовых служащих и членов свиты. Согласно дневниковой записи Императора, похороны «жертв революции» начались уже после окончания литургии и закончились за полчаса до начала вечерней службы 12 Евангелий²¹⁹.

Однако о том, что гражданские похороны состоятся в Великий четверг, стало известно заранее, и действительно Государь, возможно, боясь провокаций, в первый раз за всю жизнь перенес свое причастие в Страстную неделю с Великого четверга на Великую субботу.

Определенный инцидент произошел в Великую пятницу перед исповедью. Баронесса Буксгевден описывает его так: «Императорская Семья и вся дворцовая свита в течение Страстной Седмицы ходили в церковь дважды в день, готовясь к принятию Святых Тайн. В Великую пятницу Страстной седмицы все пошли к исповеди, и я оказалась первой. К моему удивлению, солдат последовал за мною в церковь, и я ждала, пока он уйдет, прежде чем начать исповедь. Священник тоже ждал, но солдат не выказал намерения уйти. Меня осенила мысль, что он намеревался послушать исповедь Императора и Императрицы и начал с меня. Это было слишком. Я вежливо повернулась к нему и сказала, что я собираюсь исповедоваться и ему лучше уйти. Как я и ожидала, он отказался это сделать. Разгорелся оживленный спор, из которого я вышла победителем. Я указала солдату, что не давалось никакого предписания правительства в отношении таких неслыханных вещей, как прослушивание исповеди. <…> Я попросила его позвонить начальнику, чтобы тот связался по телефону с Керенским. Громко ругаясь, солдат привел своего офицера, который разрешил проблему в мою пользу без звонка в Петроград, и тем самым я спасла Их Величества, обеспечив Их исповедь без помех»²²⁰.

Согласно записям отца Афанасия Беляева, исповедь Их Величеств и Великой княжны Татьяны Николаевны проходила в молельне Александровского дворца, а других членов Семьи в их комнатах (по болезни), и продолжалась для каждого 20–30 минут²²¹.

Об исповеди Государя отец протоиерей пишет: «О, как несказанно счастлив я, что удостоился, по милости Божией, стать посредником между Царем Небесным и земным. Ведь рядом со мной стоял тот, выше которого из всех живущих на земле нет. Это до сего времени был наш Богом данный Помазанник, по закону престолонаследия 23 года Царствовавший Русский Православный Царь. И вот, ныне, смиренный раб Божий Николай, как кроткий Агнец, доброжелательный ко всем врагам своим, не помнящий обид, молящийся усердно о благоденствии России, верующий глубоко в ее славное будущее, коленопреклоненно, взирая на Крест и Евангелие, в присутствии моего недостоинства, высказывает Небесному Отцу сокровенные тайны своей многострадальной жизни и, повергаясь пред величием Царя небесного, слезно просит прощения в вольных и невольных своих прегрешениях»²²².

В Великую субботу, 1 апреля, Императорская семья причащалась Святых Христовых Тайн.

О Пасхальной службе баронесса Буксгевден вспоминала: «Традиционная ночная служба состоялась в канун Пасхи, и власти позволили Их Величествам присутствовать на службе и на традиционной пасхальной трапезе, которая следовала за ней. Это была уступка, поскольку в то время встреч между Императором и Императрицей не должно было происходить, [таково было распоряжение Временного правительства, действовавшее весной 1917 года. — К.К.] и она была сделана на том условии, что в церкви они будут стоять на каком­-то расстоянии друг от друга и на ужине будут присутствовать комендант и офицеры. Это была мрачная трапеза, как в доме плача. Императрица едва заставила себя обменяться несколькими словами с графом Бенкендорфом, сидевшим рядом с ней. <…> Император и Великие Княжны Татьяна Николаевна и Анастасия Николаевна, единственные из детей, кто присутствовал, сидели в полном молчании, и только комендант полковник Коровиченко и г­жа Нарышкина поддерживали натянутый разговор. Офицер охраны, весьма молодой человек, давился каждым куском и был настолько смущен, что едва был в состоянии промолвить пару слов. Перед тем, как сесть за пасхальный ужин, Император, следуя русскому обычаю, трижды поцеловал всех мужчин из ближайшей свиты, офицеров и солдат. То же самое сделала Императрица в отношении женщин и, как она всегда делала, подарила всем присутствующим мужчинам, включая коменданта, офицеров и солдат, фарфоровые пасхальные яйца. Комендант принял подарок, но даже при этом он подчеркнул изменившиеся обстоятельства и нарочно прошел мимо Императрицы, которая сделала движение по направлению к нему, поприветствовал сначала ее дам, повернувшись к ней небрежно, как бы вспомнив»²²³. Тогда же Император в дневнике отметил, что похристосовался с 135­ю служащими²²⁴.

Далее можно отметить, что с первых дней заключения Царской семьи всех — от Керенского до рядовых охраны Александровского дворца — обуяла страсть «шпиономании» (гипертрофированное продолжение этого мы увидим в СССР). Боялись контактов Государя и членов его Семьи с кем бы то ни было, заговора или побега. Как отмечала баронесса Софья Буксгевден: «Советы опасались, что стража, возможно, ослабит свою бдительность, и почти постоянно направляли “советских” солдат шпионить за другими солдатами и офицерами. <…> К концу пребывания в Царском Селе помощник командира Домодзянц всегда прятался в кустах, когда Императрица была в саду, подслушивая все, что она говорила. Однако ни родители, ни дети никогда на это не жаловались. “Смешно, не правда ли?” — это все, что говорили Великие Княжны. У них была единственная мысль: не сделать хуже родителям»²²⁵.

В свете подобной «шпиономании» Царской семье и священнослужителям запретили общаться друг с другом. Поэтому Государь, со своей стороны, старался не давать повода к третированию духовенства. Отец Афанасий вспоминал: чтобы избежать контактов со священнослужителями «Государь и Его Супруга [были] настолько деликатны и благородны, что сами являлись к богослужению тогда, когда мы облаченные стоим в алтаре, и уходят из храма после службы раньше всех»²²⁶.

Баронесса Буксгевден отметила, что во время Пасхальной трапезы отец Беляев сидел за столом рядом с Императрицей, «с которым она не осмелилась заговорить из опасения скомпрометировать его»²²⁷. И далее: «Духовные лица жили во дворце в течение всей Светлой Седмицы, но им было запрещено видеться или разговаривать с кем­либо между службами. Певчие проводили время между литургией и вечерней, распевая самые печальные панихиды, [вероятно, имеются в виду церковные песнопения. — К.К.] которые раздавались по всему дворцу»²²⁸.

21 мая отец Афанасий в дневнике отметил, что случайно встретил Государыню в коридоре дворца: «поцеловал Ее руку и пожелал Ей доброго здоровья. Более говорить было нельзя, рядом стояли офицер и солдат, а там [поодаль] швейцар и караул»²²⁹; «Подозрения [охраны] в отношении клира были столько велики, что во время литургии солдат стоял в алтаре, наблюдая за священником»²³⁰.

Отъезд Царской семьи в Тобольск был запланирован в ночь с воскресенья 30 июля на 1 августа. Соответственно, воскресную литургию служили 30­го утром. Отец Афанасий отметил: «Как­то невольно чувствовалось, что это последняя Божественная Литургия, совершенная в бывших Царских покоях, и последний раз бывшие хозяева своего родного дома собрались горячо помолиться, прося со слезами, коленопреклоненно, у Господа помощи и заступления от всех бед и напастей»²³¹. (Так и случилось, больше в церкви вообще не служили.) Также 30 июля праздновался день рождения Наследника Цесаревича. По этому случаю, и как благословение на дорогу, кроме литургии, был отслужен молебен перед образом царскосельской иконы Божьей Матери «Знамение». Отец Афанасий по просьбе Государыни, переданной через камердинера, приложил к чудотворной иконе небольшой букет гвоздик, который Императрица пожелала взять с собой в путь.

Рано утром 1 августа поезд с Царской семьей и добровольно сопровождавшими ее лицами (вместе с прислугой, всего около 50 верноподданных) выехал из Царского Села под охраной более 300 стрелков. По свидетельству отца Афанасия, последними словами Государя перед отъездом были: «Мне не жаль себя, а жаль тех людей, которые из­-за меня пострадали и страдают. Жаль Родину и Народ!»²³².

Вы можете оставить заявку на книги: 1) «Духовный мир Императора Николая II и его Семьи»; 2) «Царский выбор: Духовный мир Императора Николая II и его Семьи. Последние священники при Царе. Вольная жертва» по отпускной цене издательства по адресу:  kapkov.press@gmail.com или тел.: +7-902-806-34-63

 

примечания

 

183               Соколов Н. А. Убийство Царской семьи. Берлин, 1925. С. 267.

184               Царскосельская икона Божией Матери «Знамение» наряду с иконами «Казанская» и «Федоровская» была особо почитаема у династии Романовых. Этот образ доставили из Константинополя в середине XVII века в дар Царю Алексею Михайловичу, а Императором Петром I он был перенесен из Москвы в Санкт­Петербург. Государыней Елизаветой Петровной чудотворная икона была украшена окладом в 11 кг чистого золота, а позднее и другими драгоценностями, пожертвованными членами Императорского дома.
В 1922–1923 годах оклад был разорен большевиками, а в период 1934–1941 годов из храма изъяли и саму святыню. Ее местонахождение до сих пор не известно. Подробнее см.: Мещанинов М. Ю. Храмы Царского Села, Павловска и их ближайших окрестностей: Краткий исторический справочник. СПб., 2007. С. 524–536.

185               Сперанский, Иоанн Федорович (25.05.1850–1920?). В ­1873–1884 годах — священник 13­го Уланского Владимирского полка, в 1884–1891 годах — священник Лейб­гвардии 2­го Стрелкового батальона, в 1891–1913 годах — священник Лейб­гвардии Гусарского Его Величества полка, в 1913–1920 годах — настоятель церкви Императорского Царскосельского Дворца. Во время Русско­турецкой войны 1877–1878 годов находился на театре военных действий и, исполняя пастырские обязанности, «был в перестрелках под огнем неприятеля». Подробнее см.: РГИА. Ф. 805. Оп. 1. Д. 2986. Л. 363 об. — 371 об.

186               Правда, при отъезде Государя из Царского Села в Тобольск 30 июля 1917 года отец Сперанский пришел во дворец, сопровождая ту же чудотворную икону «Знамение». См.: Дневник протоиерея. С. 349, 374.

187               Сохранились записки отца Беляева, несколько раз публиковавшиеся
в 1990–2000 годах под заглавием: «Дневник протоиерея А. И. Беляева». Заметки эти действительно построены в форме дневника, но сопоставление их содержания и данных о службе священника говорит о том, что некоторые записи были сделаны отцом Беляевым несколько позднее описываемых им событий. По всей видимости, текст, что мы имеем, был составлен на основе прежних записей по скорым следам кем­либо из детей или близких протоиерея под редакцией отца Афанасия. Впрочем, это никак не влияет на ценность их содержания. Благодаря воспоминаниям отца Беляева и дневниковым записям самих Венценосцев, мы имеем довольно цельную картину богослужений во время пребывания Царской семьи в Александровском дворце. Оригинал записок хранится в Государственном архиве Российской Федерации: Ф. 601. Оп. 1. Д. 2077. Л. 1–28 об.

188               Подробнее об этом см. в изд: Царский выбор. С. 264–265.

189  В частности, в предвоенные и военные годы отец Беляев освящал храмы, устроенные в Царском Селе попечением Императорской семьи: в здании Дворцового госпиталя, в Царскосельском Доме для призрения увечных воинов и в Царскосельской общине сестер милосердия Общества Красного Креста. Церковь на Братском кладбище отец Афанасий освящал в сослужении с духовником Императорской семьи отцом Васильевым, с кем также служил при закладке церкви Серафимовского лазарета­убежища Анны Александровны Вырубовой. См.: Мещанинов М. Ю. Храмы Царского Села, Павловска и их ближайших окрестностей: Краткий исторический справочник. СПб., 2007. С. 176, 187, 195, 236, 242.

190               Дневник протоиерея. С. 349, 350.

191               Дневники. Т. 1. С. 350, 352.

192               Дневник протоиерея. С. 366.

193               Письма святых. С. 50–52.

194  Нагорный Климентий Григорьевич, украинец, святой мученик Климент (род. в 1887 году в селе Пустоваровка Киевской губернии), матрос Гвардейского экипажа, плавал на Императорской яхте «Штандарт». Добровольно последовал с Царской семьей в Тобольск и Екатеринбург. 28 мая 1918 года был взят из Ипатьевского дома в тюрьму и вместе с матросом Иваном Дмитриевичем Седневым расстрелян 1 июля того же года в окрестностях Екатеринбурга. Канонизирован Русской Православной Церковью Заграницей в 1981 году.

195               Буксгевден С. Жизнь и трагедия. Т. 1. С. 298.

196               Там же. С. 300–302.

197               Первый том этой работы вышел в 1913 году, а последующие два тома уже после революции.

198               Дневники. Т. 1. С. 572.

199               Жильяр П. Трагическая судьба Николая II и Царской семьи. М., 1992. С. 131.

200               Софья Буксгевден в своих воспоминаниях ошибается, что первая служба состоялась в Вербное воскресенье 8 апреля (нового стиля). См.: Буксгевден С. Жизнь и трагедия. Т. 1. С. 295.

201               Подробнее о нем см. в изд: Царский выбор. С. 424, 569–571.

202               Дневник протоиерея. С. 353.

203               Буксгевден С. Жизнь и трагедия. Т. 1. С. 295.

204               Письма Императрицы ­Александры Федоровны к графине ­Анастасии Васильевне Гендриковой за ­1912–1918 гг. М., 2001. С. 35.

205               Письма святых. С. 70.

206               Дневник протоиерея. С. 351.

207               Там же. С. 364.

208               Там же. С. 366–367.

209               Чеботарева В. В дворцовом лазарете в Царском Селе. Дневник: 14 июля 1915 — 5 января 1918 г. // Новый журнал. Нью­Йорк, 1991. Кн. 182. С. 221, 224. Цит. по изд.: Дневники. Т. 1. С. 452, 475.

210               Письма святых. С. 54.

211               Дивный свет. С. 193.

212               Письма святых. С. 48.

213               Два дневника святой ­мученицы и страстотерпицы Царицы ­Александры о значении семьи и о семейной жизни. Сад сердца. Духовный дневник. М., 2004. С. 38; Государыня Императрица Александра Федоровна Романова. Слова добрые. М., 2006. С. 7, 8; Дивный свет. С. 299–301.

214               Дневник протоиерея. С. 370.

215               Там же. С. 371.

216               Там же. С. 372–373.

217               Буксгевден С. Жизнь и трагедия. Т. 1. С. 289.

218               Там же. С. 295.

219               Дневники Императора. Т. 2. Ч. 2. С. 302.

220               Буксгевден С. Жизнь и трагедия. Т. 1. С. 296.

221               Дневник протоиерея. С. 355.

222               Там же. С. 356.

223               Буксгевден С. Жизнь и трагедия. Т. 1. С. 297–298.

224               Дневники. Т. 1. С. 448.

225               Буксгевден С. Жизнь и трагедия. Т. 1. С. 300–302.

226               Дневник протоиерея. С. 353.

227               Буксгевден С. Жизнь и трагедия. Т. 1. С. 297.

228               Там же. С. 295–296.

229               Дневник протоиерея. С. 365.

230               Буксгевден С. Жизнь и трагедия. Т. 1. С. 296.

231               Дневник протоиерея. С. 374.

232               Там же. С. 376.

 

 

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
В БИБЛИОГРАФИИ

 

Августейшие сестры милосердия. — ­Августейшие сестры милосердия / сост. Н. К. Зверева. М., 2006.

Буксгевден С. Жизнь и трагедия. — Буксгевден С. К. Жизнь и трагедия Александры Федоровны, Императрицы России: Воспоминания фрейлины в трех книгах. В 2 т. М., 2012.

Дивный свет. — Государыня Императрица Александра Феодоровна Романова. Дивный свет: дневниковые записи, переписка, жизнеописание / сост., ред. и автор жизнеописания монахиня Нектария (Мак Лиз). Пер. с англ. Л. Васенина, Т. Оводова. М., 2014.

Дневник протоиерея. — Дневник протоиерея А. И. Беляева, настоятеля Федоровского собора в Царском Селе // Августейшие сестры милосердия / сост. Н. К. Зверева. М., 2006. С. 349–376.

Дневники Императора. — Дневники Императора, 1894–1918. В 2 т. М., 2011–2013.

Дневники. — Дневники Николая II и Императрицы Александры Федоровны, 1917–1918. В 2 т. М., 2012.

Медицина и Императорская власть. — Медицина и Императорская власть в России. Здоровье Императорской семьи и медицинское обеспечение первых лиц России в XIX–начале XX века / под ред. Г. Г. Онищенко. М., 2008.

Переписка. — Переписка Николая и Александры, 1914–1917. М., 2013.

Письма святых. — Письма святых Царственных мучеников из заточения. 3­е испр. и доп. изд. СПб., 1998.

Предварительное следствие. — Соколов Н. А. Предварительное следствие 1919–1922 гг.: [Сб. материалов] /Сост. Л. А. Лыкова. М., 1998. (Российский Архив; История отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв.; [Т.] VIII).

Раппапорт. — Раппапорт Хелен. Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни / пер. с анл. А. Мовчан. М., 2016.

Росс Г. Н. Гибель. — Гибель Царской семьи. Материалы следствия по делу об убийстве Царской семьи (август 1918–февраль 1920) / сост. Г. Н. Росс. Франкфурт­на­Майне, 1987.

Триумф и трагедии. — Хрусталев В. М. Тайны на крови. Триумф и трагедии Дома Романовых. М., 2014.

Учитель Цесаревича Алексея. — Наставник. Учитель Цесаревича Алексея Романова [Чарльз Сидней Гиббс]: дневники и воспоминания. М., 2013.

Царский выбор. — Капков К. Г. Царский выбор: Духовный мир Императора Николая II и его Семьи. Последние священники при Царе. Вольная жертва. К 100­летию великомученического подвига Царственных страстотерпцев. Село Белянка; М.; Ташкент; Вятка, 2016.