Капков К.Г. Духовный мир Императора Николая II и его Семьи. 5. В заключении в Тобольске

Друзья или в неизвестном отсутствии,

или их вообще нет,

и я неустанно молю Господа,

на Него Единого и возлагаю надежду…²³³

 

Вокруг вижу много церквей

(тянет их посетить) и горы…²³⁴

Поздно вечером 4 августа 1917 года из Царского Села состав с Семьей прибыл в Тюмень, где узники были пересажены на пароход «Русь». 6 августа, в праздник Преображения Господня, заключенные приплыли в Тобольск. ­Пароход был встречен колокольным звоном во все колокола, что сразу обеспокоило местный революционный элемент. Но оказалось, что звонят владыке Гермогену (Долганову)²³⁵, вошедшему в храм ко всенощной, с которой совпало время прибытия судна.

Вид Тобольска. Вдали на горке Софийско-Успенский кафедральный собор

Командовал охраной в 300 стрелков полковник Евгений Степанович Кобылинский, сочувственно относившийся к Царской семье и старавшийся облегчить ее пребывание под стражей. Но 1 сентября в Тобольск прибыл бывший каторжник, комиссар Временного правительства «по охране бывшего царя» Василий Семенович Панкратов, ставший начальником Кобылинского и Отряда особого назначения, фактически определявший условия содержания Семьи. Вместе с Панкратовым прибыл и его помощник эсер Александр Владимирович Никольский, по свидетельству полковника Кобылинского, «грубый, бывший семинарист, лишенный воспитания человек, упрямый, как бык»²³⁶.

Городские власти к приему Царской семьи полностью готовы не были. Бывший губернаторский дом, где должны были расположить Семью, оказался даже неубранным и не обставленным мебелью. Пока дом приводился в порядок, Венценосная семья неделю жила на пароходе. За это время им удалось посетить Свято-­Знаменский Абалацкий мужской монастырь²³⁷, находившийся в 25 км от Тобольска. Это был последний монастырь, посещенный Царской семьей.

13 августа Венценосцы вселились в губернаторский дом, где отслужили молебен, и священник окропил комнаты святой водой. Через два дня после приезда Царской семьи — 15 августа — был праздник Успения Пресвятой Богородицы. Неясно, по каким причинам, но в церковь Семью не допустили. Тогда в губернаторском доме состоялась первая обедница. Чин обедницы сложился в древности для определенных церковных нужд, когда было невозможно или по какой­-либо причине неудобно служить литургию, а также для мирян, не могущих пойти на литургию в храм и вычитывавших обедницу дома или в дороге²³⁸. Обедница — чинопоследование, сходное с литургией, но без главной ее части: анафоры, во время которой совершается преложение (претворение, пресуществление) Святых Даров. Для совершения литургии вне храма требуется антиминс — специальный плат с вшитой в него частицей святых мощей, подписанный и освященный архиереем.

Почему в губернаторском доме служили обедницу? Очень странно, но в течение всего времени пребывания Государя в Тобольске — около девяти месяцев: с августа 1917 по апрель 1918 года — епископ Тобольский Гермоген так и не выдал антиминс для возможного совершения литургий на дому. Какими мотивами руководствовался архиерей, отказывая заключенным в антиминсе, автору книги не ясно. Чисто технически сделать это не составляло для владыки ни малейшего труда, не требовало абсолютно никаких временных или иных затрат.

А для Царской семьи это было серьезным ударом. Пьер Жильяр в своих воспоминаниях отметил: «За отсутствием антиминса невозможно было служить обедню. Это было большим лишением для царского семейства»²³⁹. Императрица писала Марии Сыробоярской: «Обедница это совсем не то, не та благодать, как в литургии, отнять эту радость и утешение жестоко»²⁴⁰.

Еще более странно, но почему­то после отъезда Государя, Государыни и Великой княжны Марии Николаевны, состоявшегося в ночь на 26 апреля (с четверга на пятницу перед Страстной седмицей) 1918 года антиминс нашелся! В первое же воскресенье после их отъезда, 28 апреля, на праздник Входа Господня в Иерусалим в большом зале губернаторского дома поставили походную церковь, где была отслужена литургия²⁴¹. Службы в походной церкви продолжались и далее в апреле–мае 1918 года, причем на Страстной седмице дважды в день, а оставшиеся лица по желанию приобщались Святых Христовых Тайн²⁴².

Отметив такое, прямо скажем, пренебрежение владыки Гермогена к духовным нуждам Императорской четы, скажем и о другом. Епископ не направил к Царю каких­-либо особо подготовленных, тонко чувствовавших важность такого служения клириков. Вести богослужения при Царской семье стали священнослужители Благовещенской церкви, расположенной ближе всех к губернаторскому дому, то есть те, кто случайно оказался рядом²⁴³. Выбор, как показало будущее, был неудачным, священник Алексей Павлович Васильев и диакон Александр Георгиевич Евдокимов оказались не совсем готовы к столь ответственной миссии (о чем ниже)²⁴⁴.

Можно отметить, что епископ Гермоген мог без всякого для себя усилия определить к Государю любого священника из своей епархии, переместив его в Благовещенский собор в считанные дни. (Как знает любой, немного знакомый с устройством Русской Православной Церкви, отношения епископа к священнику строятся по подобию взаимоотношений генерала и солдата.) Мог служить владыка и сам. Если же, возможно, охрана испугалась бы принимать епископа на дому, то, по крайней мере, владыка мог служить в Благовещенской церкви для Царской семьи в двунадесятые праздники. Теоретически и этому мог воспротивиться комиссар, но о таких попытках со стороны святителя ничего не известно.

Итак, клирики Благовещенского храма в воскресные и праздничные дни стали служить обедницы для Царской семьи и их приближенных. Богослужения на дому происходили в большом зале первого этажа. Всенощная начиналась довольно поздно — в 20–21 час или позднее, поскольку до этого священник служил ее в храме. По той же причине поздно начинались и обедницы — в ­11­30. Утренние великопостные службы в первую неделю Великого поста начинались еще позднее — в 13­00 и, соответственно, не могли продолжаться долго, как положено по уставу²⁴⁵.

Зал губернаторского дома, где проходили богослужения. На коленях священник Алексей Васильев. Декабрь 1917

О богослужениях в губернаторском доме комиссар Панкратов оставил следующее свидетельство: «Всю работу по обстановке и приготовлению зала к богослужению брала на себя Александра Федоровна. В зале она установила икону Спасителя, покрывала аналой, украшала их своим шитьем и пр. В 8 часов вечера приходили священник Благовещенской церкви и четыре монашенки из Ивановского монастыря. В зал собиралась свита, располагаясь по рангам в определенном порядке, сбоку выстраивались служащие, тоже по рангам. Когда бывший царь с семьей выходил из боковой двери, то они располагались всегда в одном и том же порядке: справа Николай II, рядом Александра Федоровна, затем Алексей и далее княжны. Все присутствующие встречали их поясным поклоном. Священник и монашенки тоже. Вокруг аналоя зажигались свечи. Начиналось богослужение. Вся семья набожно крестилась, свита и служащие следовали движениям своих бывших повелителей. Помню, на меня вся эта обстановка произвела сильное первое впечатление. Священник в ризе, четыре монашки, мерцающие свечи, жидкий хор монашенок, видимая религиозность молящихся, образ Спасителя. Вереница мыслей сменялась одна другою…»²⁴⁶.

Столик, на котором служили обедницы, украшенный к Рождеству 1917 года. Покрывала вышиты Императрицей

За все время заключения в Тобольске посетить всенощную в церкви Царской семье не позволили ни разу, (они служились на дому накануне), а литургии в храме Семья посещала.

Первый раз Царскую семью допустили в Благовещенскую церковь 8 сентября 1917 года — на праздник Рождества Пресвятой Богородицы.

Вид на Благовещенскую церковь со стороны губернаторского дома

Как общий момент, отметим, что когда Царской семье разрешали пойти на литургию в храм, службы всегда были ранними, а вдоль пути следования — пройти немного садом и через улицу — всегда ставился караул, который дежурил и у самой церкви. Во время присутствия Царской семьи горожане в храм не допускались. В самой церкви рядом с Царской семьей, их приближенными и слугами дежурила охрана, не позволяя переговариваться: Семья молилась под конвоем. Как писала Императрица: «Во время служб офицеры, комендант и комиссар стоят возле нас, чтобы мы не посмели говорить»²⁴⁷.

По выходе Венценосцев и их приближенных служили вторую — позднюю литургию для прихожан²⁴⁸.

Итак, 8 сентября 1917 года, на праздник Рождества Пресвятой Богородицы, Императрица записала в дневнике: «Ходили на службу в Благовещенский собор пешком, я на своем кресле, через городской сад, солдаты расставлены на всем пути, толпа там, где переходили улицу. Очень неприятно, но, однако, благодарна за то, что была в настоящей церкви, за 6 месяцев [впервые]»²⁴⁹.

Вид на губернаторский дом с балкона дома напротив, где проживало окружение Царской Семьи. На любимом месте Императорской семьи— балконе губернаторского дома, силуэты Великих княжон Марии и Анастасии. Позади дома еще одно любимое место арестованных — кровля теплицы, на которую Император с детьми часто забирались посмотреть окрестности и позагорать. На переднем плане смена караула. Слева вдали казарма чинов охраны. Справа на заднем плане церковь святых Захария и Елизаветы (Воскресенская). Фото Пьера Жильяра. 1917

Комиссар Василий Панкратов описал это событие следующим образом: «Николаю Александровичу было сообщено, что завтра обедня будет совершена в церкви, что необходимо к 8 часам утра быть готовыми. Пленники настолько были довольны этой новостью, что поднялись очень рано и были готовы даже к 7 часам. Когда я пришел в 7½ утра, они уже ожидали. Минут через 20 дежурный офицер сообщил мне, что все приготовлено. Я передаю через князя Долгорукова Николаю Александровичу. Оказалось, что Александра Федоровна… решила не идти пешком, а ехать в кресле, так как у нее болят ноги. Ее личный камердинер быстро вывез кресло к крыльцу. Вся семья вышла в сопровождении свиты и служащих, и мы двинулись в церковь. Александра Федоровна уселась в кресло, которое сзади подталкивал ее камердинер. Николай II и дети, идя по саду, озирались во все стороны и разговаривали по­французски о погоде, о саде, как будто они никогда его не видели. На самом же деле этот сад находился как раз против их балкона, откуда они могли наблюдать его каждый день. Но одно дело видеть предмет издали и как бы из­за решетки, а другое — почти на свободе. Всякое дерево, всякая веточка, кустик, скамеечка приобретают прелесть… По выражению лиц, по движениям можно было предполагать, что они переживали какое­то особенное состояние. Анастасия даже упала, идя по саду и озираясь по сторонам. Ее сестры рассмеялись, даже самому Николаю доставила удовольствие эта неловкость дочери. Одна только Александра Федоровна сохраняла неподвижность лица. Она величественно сидела в кресле и молчала. При выходе из сада она встала с кресла. Оставалось перей­ти через улицу, чтобы попасть в церковь, здесь стояла двойная цепь солдат, [цепь стрелков была расставлена и по саду на всем пути следования арестованных. — К.К.] а за этими цепями — любопытные тоболяки и тоболячки… Наконец мы в церкви. Николай и его семья заняли место справа, выстроившись в обычную шеренгу, свита ближе к середине. Все начали креститься, а Александра Федоровна встала на колени, ее примеру последовали дочери и сам Николай… После службы вся семья получает по просфоре, которые они всегда почему­то передавали своим служащим»²⁵⁰. Царская семья действительно, как известный знак внимания, передавала просфоры своему окружению. Например, Цесаревич Алексей в записке к другу по играм Николаю Деревенко говорил, в частности, что посылает ему просфору²⁵¹.

Вскоре заключенным вновь разрешили посетить церковь — 14 сентября на праздник Крестовоздвижения. И 18 сентября Великая княжна Татьяна Николаевна писала Великой княгине Ксении Александровне: «Были два раза в церкви. Ты можешь себе представить, какая это была для нас радость после 6 месяцев, т.к. ты помнишь, какая неуютная наша походная церковь в Царском Селе. Здесь церковь хорошая. Одна большая летняя в середине, где служат для прихода, и две зимние по бокам ­[имеются в виду приделы. — К.К.]. В правом приделе служили для нас одних»²⁵².

Пьер Жильяр отметил: «В эти дни вставали очень рано и, когда все были в сборе во дворе, выходили через маленькую калитку, ведущую в общественный сад, через который проходили между двух рядов солдат. Мы присутствовали исключительно у ранней обедни почти одни в этой церкви, едва освещенной несколькими восковыми свечами; публика строжайше не допускалась. По дороге в церковь или на обратном пути мне часто приходилось видеть людей, осенявших себя крестным знамением или падавших на колени при прохождении Их величеств. Вообще жители Тобольска оставались очень расположены к царскому семейству, и наша охрана должна была беспрестанно принимать меры, чтобы воспрепятствовать им останавливаться под окнами или осенять себя крестным знамением, проходя мимо дома, занимаемого царским семейством»²⁵³.

Аналогично пишет и баронесса Софья Буксгевден: при походе в церковь «толпа удерживалась солдатами на большом расстоянии. Люди глядели на них в молчании, но иногда можно было увидеть старого крестьянина, ставшего на колени в молитве, или крестящуюся женщину»²⁵⁴.

Вообще можно заметить, что практически всё время пребывания Семьи в Тобольске горожане были весьма ­доброжелательно и сочувственно настроены к узникам. Местные жители часто передавали заключенным различные продукты: конфеты, сахар, торты, копченую рыбу и др.

Государь с детьми на крыше теплицы рядом с губернаторским домом. Фото Пьера Жильяра

Вновь посетить храм Семье удалось 1 октября — на праздник Покрова Пресвятой Богородицы. И на следующий день 2 октября Великая княжна Татьяна Николаевна вновь делилась радостью в письме к Зинаиде Толстой: «Три раза мы были в церкви — такое было утешение и радость! По субботам и остальные разы у нас была всенощная и обедница. Конечно, и это хорошо, но все же не может заменить нам церковь. Ведь больше полугода мы не были в настоящей, потому что в Царском Селе у нас походная…»²⁵⁵.

5 октября, на именины Цесаревича Алексия, тезоименитому святителю Алексию, митрополиту Московскому, несмотря на сугубые просьбы Императорской четы комиссар Панкратов не позволил пойти в церковь, хотя и разрешил отслужить молебен святителю на дому (а накануне была отслужена всенощная).

С 1 октября по 17 декабря 1917 года Царская семья посещала каждую воскресную литургию. 20 октября в доме была отслужена заупокойная всенощная по Государю Императору Александру III. В субботу 21 октября служили утром обедницу, а вечером всенощную. Тогда Царская семья впервые исповедовалась у отца Алексия Васильева, поскольку 22 октября, в воскресение, было разрешено пойти в церковь, а на этот день приходилась годовщина восшествия Государя Николая II на Престол и праздник иконы Божией Матери «Казанская». Было принято, что вся Семья ежегодно причащалась в этот день Святых Христовых Тайн. Так случилось и на этот раз. «Какое ­душевное утешение в переживаемое время!» — записал в тот день Государь²⁵⁶.

В этот же день произошел первый инцидент, связанный со священником Васильевым. После службы, как свидетельствовал полковник Кобылинский, «произошел следующий факт. О. Васильев, совершавший богослужения, был не на высоте призвания. Он был бестактный человек и своими выходками оказывал медвежьи услуги Августейшей семье. Первая выходка имело место 21 октября [правильно: 22 октября. — К.К.] (еще до большевистского переворота). В этот день (день восшествия на престол Государя Императора) вся семья приобщалась у обедни (накануне, во время всенощной, бывшей на дому, исповедовалась). Никто положительно не обратил внимание на богослужение именно в этот день. Но о. Васильев позволил себе устроить такую вещь: когда семья вышла из церкви, раздался звон и продолжался до самого входа ее в дом»²⁵⁷.

Формально священник следовал церковному уставу — после литургии всегда полагается трезвон. Но он продолжался дольше обычного, «до самого входа в дом», поэтому обратил на себя ненужное внимание охраны. Долгим звоном до революции полагалось провожать от храма Особ Императорской Фамилии. Что побудило священника так поступить, неясно. С одной стороны, это могло как­то утешить Государя, с другой — привлечь ненужное внимание к обстановке, ухудшающейся для Царской семьи каждый день. В плане практической помощи для Царя это не имело никакого значения, а только вредило. Может быть, отец Васильев поступил так по простоте сердца, так сказать, по наитию, но, кажется, этот случай можно охарактеризовать пословицей: «простота хуже воровства».

Однако в последующие воскресения 29 октября, 5, 12, 19 ноября 1917 года Царская семья вновь была допущена в церковь, и никаких прямых негативных последствий поступок священника не вызвал.

Государь и Наследник. На шинели Царя по центру видна Георгиевская лента. Зима 1917–1918

3 ноября, на день рождения Великой княжны Ольги Николаевны, 14 ноября, на годовщину Августейшей свадьбы и день рождения вдовствующей Императрицы Марии Федоровны на дому были совершены молебны.

Но во вторник, 21 ноября, на праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, не только посетить церковь, но и отслужить обедницу на дому почему­то не разрешили (или священник не смог прий­ти). В воскресные дни: 26 ноября, 3, 10 декабря Царская семья вновь ­молилась в Благовещенской церкви. На именины Государя, в праздник святителя Николая Чудотворца — 6 декабря, пойти в церковь не позволили, но в доме был отслужен молебен.

24 декабря, в Рождественский сочельник, Царской семье вновь не разрешили пойти в церковь, но служили обедницу на дому. Возможно, это было связано с тем, что священник не успевал провести положенные в сочельник долгие по времени службы два раза подряд.

Государь с Великой княжной Ольгой Николаевной на заготовке дров. 1918

В этот день Императрица записала в дневнике: «12 часов. Богослужение в доме. <…> Потом пошла к караулу 4­го стрелкового полка. Малышев, 20 человек. Я принесла им маленькую елочку и съестное, и евангелие каждому с закладкой, которую я нарисовала. <…> Вечернее богослужение: пел большой хор. Солдаты пришли тоже»²⁵⁸.

Государь отметил: «В 12 час. была отслужена в зале обедница. До прогулки готовили подарки для всех и устраивали елки. Во время чая — до 5 час. — пошли с Аликс в караульное помещение и устроили елку для 1­го взвода 4­го полка. Посидели со стрелками, со всеми сменами до 5½ ч. После обеда была елка свите и всем людям, а мы получили свою до 8 час. Всенощная была очень поздно, началась в 10¼, т.к. батюшка не успел прийти из­за службы в церкви. Свободные стрелки присутствовали»²⁵⁹.

Доктор Евгений Сергеевич Боткин в тот день писал сыну Глебу: «Сегодня вечером я был на елке в доме № 1 [то есть в губернаторском доме], где все женские руки [Царской] семьи приготовили всем по несколько подарков и все вместе своею бодростью и приветливостью сумели всем окружающим устроить настоящий праздник»²⁶⁰.

25 декабря Августейшая семья продолжала поздравлять солдат. Например, 1­й взвод 1­го полка получил елку, сладкий пирог и игру в шашки.

В тот же день 25 декабря, на праздник Рождества Христова, в Благовещенской церкви после литургии был отслужен молебен чудотворной иконе «Знамение», привезенной в храм по распоряжению епископа Гермогена из Абалакского мужского монастыря.

Во время службы произошло событие, вскоре серьезно повлиявшее на духовное окормление Императорской семьи. Приведем свидетельства очевидцев. Пьер Жильяр пишет: «Праздник Рождества Христова, и мы отправляемся в церковь. По указанию священника диакон провозгласил многолетие (молитва о продлении дней Императорской Фамилии). Это было неблагоразумно со стороны священника и могло только повлечь за собой репрессии. Солдаты со смертными угрозами требовали смены священника. Этот инцидент омрачил светлые впечатления, которые должны были сохранить об этом дне. Он окончился для нас новыми притеснениями, и надзор за нами стал еще более строгим»²⁶¹.

Комендант губернаторского дома полковник Кобылинский в показаниях следователю Соколову описал инцидент подробно: «25 декабря вся Августейшая семья была у ранней обедни. После обедни начался молебен. Обыкновенно бывало так. Чтобы не держать солдат на холоде, я отпускал их с постов до окончания богослужения, оставляя лишь небольшую часть около самой церкви. Так было и на этот раз. Иногда кто­нибудь из оставшихся около церкви солдат заходил в церковь, но, как я замечал, делали это только более старые, большинство же заходило просто для того, чтобы отогреться. Вообще же в церкви солдат всегда бывало мало. В этот же день, прейдя в церковь, я обратил внимание, что солдат было больше, чем всегда. Чем это объяснить, я не знаю. Может быть, это потому произошло, что все­таки был большой праздник. Когда молебен стал подходить к концу, я вышел из церкви, чтобы приказать солдату созвать караул. Больше в церковь я сам не входил и конца молебна не слышал. Когда молебен кончился и семья вышла из храма, бывший там Панкратов сказал мне: “Вы знаете, что сделал священник? Ведь диакон отхватил многолетие Государю, Государыне и вообще всем, именуя их так. Солдаты, как услышали это, подняли ропот.” Вот из­за этого пустячного, но совершенно никому не нужного поступка о. Васильева и поднялась целая история. Солдаты стали бунтовать и вынесли решение: убить священника или, по крайней мере, арестовать его. Кое­-как, с превеликим трудом, удалось уговорить их самих не предпринимать никаких репрессивных мер, а подождать решения этого дела в Следственной комиссии. Епископ Гермоген тогда же услал ­­о. Васильева в Абалакский монастырь, пока не пройдет острота вопроса. Я поехал к нему и попросил дать другого священника. Был назначен соборный священник о. Хлынов²⁶².

Этот случай, во­первых, совершенно разладил мои отношения с солдатами: они перестали доверять мне, и, как им не доказывал обратное, они стояли на своем: “А! Значит, когда на дому служба бывает, всегда их поминают”. И постановили: в церковь совсем семью не пускать. Пусть молятся дома, но каждый раз за богослужением должен присутствовать солдат. Едва мне удалось вырвать решение, чтобы семья посещала церковь хотя бы в двунадесятые праздники. С решением же их, чтобы за домашними богослужениями присутствовал солдат, я бороться был бессилен. Таким образом, бестактность о. Васильева привела к тому, что солдаты все­таки пробрались в дом, с чем до того времени мне удавалось благополучно бороться. После этого произошел следующий случай. Присутствовал как­то на богослужении солдат Рыбаков. Священник, кончая богослужение и поминая всех святых, упомянул и “царицу Александру” (святую). Целую бурю поднял Рыбаков из­за этого. Пришлось мне вести его к себе, находить календарь и доказывать ему, что поминалась не Александра Федоровна, а святая царица Александра»²⁶³.

Назначение солдата при богослужении подтвердила и няня при Царских детях Александра Александровна Теглева: «После многолетия, провозглашенного в церкви диаконом Их Величествам, солдаты перестали пускать Их в церковь. Богослужения совершались на дому, причем на богослужении присутствовал представитель от солдат»²⁶⁴.

Участник следствия Соколова генерал Михаил Константинович Дитерихс отмечает интересную деталь. Он пишет, что 25 декабря «церковь была битком набита народом; солдаты охраны, в то время уже довольно демократизованные, обыкновенно церкви не посещали, а те, кто бывал в наряде в шпалерах [в парке, по которому проходила к церкви Царская семья. — К.К.], пока шла служба, разбредались повсюду коротать время по­своему. Но на этот раз почему­то в церковь явилась чуть ли не вся охрана и, в особенности, элементы уже совершенно обольшевичевшиеся». После провозглашения многолетия Императорской семье «бунт среди охраны и городского пролетариата разразился невероятный; солдаты рвали и метали, подстрекаемые еще большевистскими руководителями»²⁶⁵.

Дочь царского лейб­медика Татьяна Евгеньевна Боткина вспоминала: «Проснувшись один раз утром, по обыкновению, очень поздно, часов около 10½, я услышала в соседней комнате голос прапорщика Зимы и нескольких солдат говоривших: “Так и сказал: «Их Императорским Величествам» все же слышали, — ведь сколько народу в церкви было”. Это был какой­-то Царский день, помнится, восшествие на престол, [здесь Боткина путается; это было Рождество. — К.К.] когда вся Царская Семья и свита были на утренней обедне, и вдруг за обедней, во всеуслышание, диаконом было провозглашено многолетие Их Императорским Величествам и Их Императорским Высочествам. Это маленькое событие имело очень большие последствия. Отец Алексей был арестован домашним арестом и вместе с диаконом подвергнут допросу. <…> Для охраны отец Алексей стал сразу подозрителен, а в глазах Их Величеств он приобрел славу человека, за них пострадавшего, и тем их очень к себе расположил. Часть свиты тоже восхищалась им, за исключением моего отца, совершенно справедливо находившего, что это была просто неуместная выходка, от которой отец Алексей нисколько не пострадал, т.к. из­под ареста его скоро выпустили, Их же Величествам много ­повредившая.

Действительно, после этого случая их стали пускать в церковь все реже и реже и, наконец, совсем лишили этого, устроив только маленькую походную церковь в доме²⁶⁶. Отца Алексея при Их Величествах сменил отец Владимир Хлынов, и можно глубоко сожалеть о том, что он не занимал этого места с самого начала, так как тогда бы Их Величества не имели случая войти в сношения с Васильевым, бывшим одним из виновников их гибели»²⁶⁷.

Последняя оценка, конечно, несправедлива, но отец Алексей Васильев сыграл неоднозначную роль в разных событиях во время пребывания Венценосцев в Тобольске²⁶⁸.

История «с величанием» мгновенно получила освещение в местной пробольшевистской прессе. По происшествию было произведено следствие. 30 декабря в газете «Тобольский рабочий» появилась заметка «Снова Романовы!» В ней говорилось: «27 декабря Исполнительный комитет Тобольского Совета Р[абочих] C[олдатских] и Кр[естьянских] депутатов в заседании совместно с президиумом бюро Революционно­демократического комитета, представителями городского самоуправления, Комиссаром военно­окружного комитета, представителями Отряда особого назначения и гарнизонного комитета, постановили: 1) Предложить прокурору окружного суда немедленно сделать распоряжение о производстве предварительного следствия о титуловании семьи бывшего царя»²⁶⁹.

6 января «Дело о титуловании семьи Романовых» освещалось в газете вновь: «27 декабря в Исполнительный комитет Советов Р[абочих] C[олдатских] и Кр[естьянских] депутатов поступило заявление от общего собрания отряда особого назначения о том, что на богослужении 25 декабря в Благовещенской церкви диакон Евдокимов с ведома священника Васильева в ектении титуловал бывшего царя и царицу «их величествами», детей — «высочествами». Отряд требовал немедленного ареста обоих. Настроение было повышенное, грозившее вылиться в самосуд. Исп[олнительный] Ком[итет] Совета с представителями всех революционных организаций и городского самоуправления решил пригласить обоих лиц и выяснить обстоятельства дела. Опрос не привел к выяснению винов­ного, так как показания обоих противоречили и самим себе, и показаниям друг друга.

Поэтому было решено о происшедшем довести до сведения прокурора и епископа, а диакона и священника подвергнуть домашнему аресту во избежание самосуда и в целях гарантии дознания. Кроме того, еще выяснился факт крайне необычного привоза в Тобольск, и именно в Благовещенскую церковь, Абалакской иконы [Божией Матери]. Все это, в связи с тревожным настроением среди отряда, а также в связи со слухами о развитии в Тобольске монархической агитации, дало возможность прокурору возбудить дело по признакам 129­й статьи о покушении на ниспровержение существующего строя.

Пока шел вопрос о квалификации преступления, диакон и священник нарушили данную ими подписку о невыходе из дому: первый отправился к архиерею, а второй выехал в Абалак. Совет нашел недостаточным судебное официальное следствие и постановил образовать революционно­следственную комиссию, которой поручил выяснить корни монархической агитации в Тобольске и — окрестностях, облекши эту комиссию полномочиями и передав ее в ведение революционно­демократического Комитета. В состав комиссии вошли Желковский, Иваницкий, Коганицкий и кандидаты Никольский и Филиппов»²⁷⁰.

Владыка Гермоген не дал в обиду своих священно­служителей (отправив священника «от греха подальше» в Абалакский монастырь). Вскоре была опубликована «объяснительная» владыки, посланная в тобольский совдеп:

«Объяснения Епископа Тобольского и Сибирского Гермогена президиуму Тобольского совдепа по делу священника Алексея Васильева

 

г. Тобольск Февраль 1918 г.

1. Так как по данным 1) Священного писания (I Цар., 24, 4–7), 2) Государственного права, 3) Церковных канонов и канонического права, а также по данным истории, находящиеся вне управления своею страною бывшие короли, цари, императоры и т.п. не лишаются своего сана, как такового, и соответственных [им] титулов («величества», «высочества» и т.п.), то поступок священника о. Алексея Васильева и диакона Евдокимова, я не мог считать и не считаю преступлением, тем более, что в нем (поступке), как выяснилось из аналогичных же поступков священника Васильева в более тесной группе лиц в бывшем губернаторском доме, отнюдь не заключалось и не могло заключаться ни тени какой­либо партийно­политической принадлежности с целью пропаганды и т.п., ввиду этого прошу оставить дело названных клириков без последствия, сделав им лишь на будущее время касательно титулования в храме определенные указания.
2. По совету весьма почтенных лиц, я в свою очередь посоветовал о. Алексею удалиться на несколько дней в Абалак, пока дело выяснится, и успокоятся те лица, которые могли почему­либо считать поступок о. Алексея преднамеренным. Прошу простить нас в том, что выезд о. Алексея оказался, впрочем, также ни в коем случае не преднамеренным нарушением дисциплины (о. Алексей был уже в это время подвергнут домашнему аресту).

III.    Святая чудотворная икона Абалакская взята на несколько недель, не более трех, исключительно ради некоторых болящих и опять­-таки без всякой партийно­-политической цели. Пример привоза этой святыни зимою был прежде неоднократно. Теперь св. икону вскоре отвезут обратно в Абалак. Я желаю лишь отслужить перед нею молебен или просто приложиться к ней; доселе же не имел свободного времени.

Гермоген, епископ Тобольский»²⁷¹.

Можно заметить, что для совдепа, приводимые владыкой ссылки на библейскую книгу Царств, канонические правила и данные истории, конечно, не имели какого­-либо значения (они же делали новую историю), а вот на признание епископом «аналогичных же поступков священника Васильева в более тесной группе лиц в бывшем губернаторском доме» наверняка обратили внимание. Непонятно, зачем владыке надо было делать на этом акцент. Как говорилось выше, до этого случая солдаты полковником Кобылинским в дом не допускались, что, конечно, было весьма удобно для Семьи, создавая определенный комфорт и относительно интимную обстановку хотя бы в стенах дома. Не присутствовала охрана и на домашних богослужениях (кроме службы в Рождественский сочельник, 24 декабря, когда стрелки были, вероятно, приглашены самими Венценосцами, ради большого праздника). Зачем владыке писать в официальной бумаге в совдеп, что в особняке поминают Царя с полным его титулом? По неосторожности, не подумав о последствиях? Но ведь он обронил эту фразу не в частной беседе, а свидетельствовал в официальном документе, который был опубликован в газете. Неужели совсем не подумал? Так или иначе, но епископ еще ухудшил положение Царской семьи.

Для духовенства же возникшее «дело» довольно быстро было «спущено на тормозах». Уже 5 января 1918 года (до письменного объяснения владыки с совдепом) священник Васильев был освобожден от объявленного совдепом домашнего ареста (в котором он фактически и не был) и, хотя солдатский комитет как минимум весь январь запрещал ему служить в Благовещенской церкви²⁷², в целом священник отделался «легким испугом».

Великие княжны во дворе губернаторского дома. Сестры не обратили внимания на фотографа, и он застал их в непринужденных позах; одна из Великих княжон «болтает ножками». Фото из архива следователя по убийству Царской семьи Николая Соколова

Для Семьи же это происшествие оказалось серьезным ударом. 30 декабря, в субботу, всенощной на дому не ­состоялось, а на Новый год в воскресенье 31­го даже обедницы.

На праздник Обрезания Господня 1 января Царскую семью допустили в Благовещенский храм. Но в воскресенье 7 января, на праздник Собора святого Иоанна Крестителя, служба вновь не состоялась. После праздника Крещения Господня, 6 января, в следующий раз Царская семья попала в церковь только 20 марта, в среду, на литургию Преждеосвященных Даров, в первую неделю Великого поста. (Можно отметить, что для приближенных Императорской семьи положение было лучше: проживавшая в Корниловском доме Анастасия Гендрикова в дневнике отметила, что 28 января, в воскресение, она «была утром в церкви (с солдатами, конечно)»²⁷³, а в губернаторском доме в тот день служили обедницу.)

Даже в двунадесятый праздник Сретения Господня 2(15) февраля²⁷⁴ Семье не позволили пойти в церковь; служили обедницу на дому. Все это было следствием необдуманного поступка священника.

Наследник Цесаревич играет с луком во дворе губернаторского дома. Фото из архива следователя по убийству Царской семьи Николая Соколова

Важно отметить, что и до названного инцидента циркулировали слухи, что Царскую семью больше не пустят в храм, кроме как на двунадесятые праздники и, может быть, в Великий пост. Это нашло отражение в письме Императрицы к Марии Сыробоярской от 20 декабря: «Я надеюсь, что не найдут эти письма, так как малейшая неосторожность заставляет их быть с нами еще строже, т.е. не пускают в церковь»²⁷⁵.

Царская семья боялась подобного развития событий, которое и случилось, но не винила в происшедшем священнослужителей. 30 декабря, в субботу, Императрица записала в своем дневнике: «Всенощной не было, потому что наш священник был вынужден уехать на несколько дней из­за неприятных выдумок. Он не виновен»²⁷⁶.

Государь в дневнике отметил: «Узнали с негодованием, что нашего доброго о. Алексея притягивают к следствию и что он сидит под домашним арестом. Это случилось потому, что за молебном 25 дек. диакон помянул нас с титулом, а в церкви было много стрелков 2­го полка, как всегда, оттуда и загорелся сыр­бор²⁷⁷, вероятно, не без участия [комиссара] Панкратова и присных»²⁷⁸.

Всенощные и воскресные обедницы продолжились в губернаторском доме с 13 января и далее совершались регулярно. Царской семье стал служить настоятель Тобольского Софийско­Успенского кафедрального собора²⁷⁹ отец Владимир Александрович Хлынов. А 5 марта Императрица записала в дневнике о новом диаконе²⁸⁰. Вероятно, он, как и отец Хлынов, был клириком Софийско­Успенского собора.

Протоиерей Владимир Хлынов. Фото из следственного дела. 1932

 

О «настоящем храме» Царская семья очень скучала.

31 января Великая княжна Татьяна Николаевна отметила в письме к Валентине Чеботаревой: «В церковь, к сожалению, не ходим. Бывает дома всенощная и обедница. Конечно, это не может заменить нам церковь, кот. очень не хватает, т.к. теперь больше, чем когда­либо, хочется молиться в церкви. Грустно за тех, кто этого не понимает»²⁸¹. И так же к Анне Вырубовой: «Грустно <…> не быть в церкви, но что же, не всегда можно делать что хочешь, правда? Надеюсь, что Ты можешь много ходить в церкви, если здоровье не мешает»²⁸².

В преддверии Великого поста, в марте, Императрица писала Юлии Ден: «Я уже с нетерпением жду чудные богослужения — так хочется помолиться в церкви. Вспоминаю нашу церковь [Федоровский собор в Царском Селе. — К.К.] и мой маленький, похожий на келью, уголок около алтаря»²⁸³. И Анне Вырубовой: «Надеемся говеть на будущей неделе, если позволят в церковь идти. Не были с 6­го января, может быть, теперь удастся — так сильно в церковь тянет»²⁸⁴.

Великий пост в 1918 году начался 18 марта. На первой седмице для Царской семьи состоялся полный цикл великопостных служб, причем Солдатский комитет (как пишет Анастасия Гендрикова: «после долгих обсуждений»²⁸⁵) разрешил Семье посетить храм на первой неделе в среду, пятницу и субботу. Тогда же Царская семья говела. 22 марта, в день памяти 40 севастийских мучеников, их исповедовал священник Владимир Хлынов. В субботу 23 марта вся Семья причастились Святых Христовых Тайн. Это было их последнее посещение церкви и последнее Причастие.

В тот день причастились и все приближенные Семьи²⁸⁶.

В воскресение после первой седмицы, 24 марта, Государыня писала Марии Сыробоярской: «Говели на этой неделе, и было так хорошо и тихо. Утром и вечером с диаконом сами пели, но в среду, пятницу и субботу были в церкви (радость), и хор пел. Пришлось даже пешком идти, так как снег дорожку для кресла испортил, но Бог дал силы и сердечные капли помогли. Так Господу благодарна, что нет слов, что дал нам это утешение. Погода хорошая, теплая, сидела на балконе. Да, тяжело вам, бедная, — и всем. Надо еще худшего ждать, для достижения лучших времен — все до конца терпеть. Трудно это, больно, но Господь поможет. Слышим много страшного. Расстреляли милого знакомого офицера, бывшего нашего раненого [имеется в виду, что офицер находился на излечении в Царскосельском госпитале. — К.К.]. Не могу об этом спокойно думать. Были такие герои на войне. От ран при смерти совсем были — поправились, и вот как кончилось. Святые мученики. Понимать это не в силах. Но Господь знает, почему нужно, но больно, так больно, больно…»²⁸⁷.

Итак, мы видим, что в Тобольске обедницы на дому или литургии в храме совершались практически во все праздничные и воскресные дни, а иногда, по поводу различных годовщин, разрешали служить на дому молебны или панихиды. За все время заточения в Тобольске служб не было только 21 ноября, на праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, по непонятным причинам, и в субботу 30 декабря, воскресенье 31 декабря, воскресенье 7 января из-­за странного поведения священника Васильева. И тем не менее Царская семья страдала от недостатка церковных служб, особенно в храме. «Так тянет туда [в храм] в такое тяжелое время. Дома молитва совсем не то — в зале, где сидим, где рояль стоит и где пьесы играли», — писала Императрица Марии Сыробоярской²⁸⁸. Эта грусть звучит в разных письмах постоянно: «скучаю без церкви», «трудно не бывать в церкви» — вновь и вновь пишет Царица²⁸⁹.

Церковная молитва была фактически их единственной отдушиной, и не случайно у очевидца событий Пьера Жильяра сложилось впечатление, что это «утешение <…> им доставлялось очень редко»²⁹⁰.

Согласно показаниям следователю Соколову Зинаиды Сергеевны Толстой, получившей за тобольский период от Царской семьи 75 писем: «В этих письмах не имеется “жалоб” на жизнь в Тобольске. Тон писем (писала вся Семья, кроме Государя, присылавшего лишь телеграммы) в общем был спокойный, ровный. Припоминаю, впрочем, что в письмах указывалось, что их не пускают в церковь, что Государя принудили снять погоны»²⁹¹. Итак, в 75 письмах только две «жалобы», одна из которых на непосещения храма.

Отдельно можно сказать о церковном хоре. Поначалу петь на службы в губернаторский дом приходили сестры Иоанно­Введенского монастыря, но к 1918 году их сменил хор одной из тобольских церквей²⁹². В связи с ограничением в богослужениях после описанного инцидента, бывшего 25 декабря, надежда на новое прикомандирование монахинь стала таять, и по инициативе Императрицы она сама, дочери и приближенные стали учиться петь хором при домашних службах.

Это было связано и с финансовыми сложностями. 26 февраля Государыня свидетельствовала Александру Сыробоярскому: «Будем, вероятно, теперь сами хор составлять, так как не могу настоящего хора содержать больше. Вначале не будет важно, но потом пойдет»²⁹³.

4 марта Императрица писала Великой княжне Ксении Александровне: «Теперь будем тоже во время службы петь (не знаю как выйдет). Дети, Нагорный (кот[орый] тоже будет чтецом — мальчиком читал в Ц[еркви]), я и регент. Очень грустно не бывать Ц[еркви] — не то без Обедни. Хотим говеть на 1­ой нед[еле]»²⁹⁴.

Есть данные, что певчие предложили служить даром²⁹⁵. Однако им необходимо было петь на службах в своем храме. Государь в Чистый понедельник отметил в дневнике, что певчие не могут петь четыре раза в день (то есть на утренних и вечерних богослужениях и в церкви, и в губернаторском доме). Поэтому Императрице и Великим княжнам и не осталось ничего другого, как петь с ­диаконом, благо они начали учиться петь еще до Великого поста.

Но возникает вопрос: неужели епископ Гермоген не мог помочь организовать хор для заключенных? Не мог прислать хотя бы несколько своих певчих? Ведь при архиерее всегда состоит солидный церковный хор.

В губернаторский дом не прислали даже нот. 18 марта, в первый день Великого поста, Императрица писала Анне Вырубовой: «Сидела на балконе и старалась “Душе моя, душе моя”²⁹⁶ петь, так как у нас нет нот. Пришлось нам вдруг сегодня утром петь с новым диаконом, без спевки, шло — ну… Бог помог, но не важно было, после службы с ним пробовали. Даст Бог вечером лучше будет. В С., П. и С. [среду, пятницу, субботу. — К.К.] можно в 8 час. утра в церковь. Радость!! Утешение!! А в другие дни придется нам 5 женщинам [Императрице и Великим княжнам] петь»²⁹⁷. В среду Государыня записала в дневнике: «Пели лучше»²⁹⁸. Все Великопостные службы на дому были без певчих, пели Императрица с Великими княжнами под управлением диакона.

После первой седмицы Великого поста в письме к Анне Вырубовой от 26 марта Императрица писала: «Подумай, была 3 раза в церкви! О, как это утешительно было. Пел хор чудно, и отличные женские голоса; “да исправится” мы пели дома 8 раз без настоящей спевки, но Господь помог. Так приятно принимать участие в службе. Батюшка и диакон очень нас просили продолжать петь, и надеемся устроить, если возможно или удастся пригласить баса»²⁹⁹.

Аналогично описала ситуацию Государыня и в письме к Эмме Владимировне Фредерикс от 2 апреля: «На первой неделе поста мы 8 раз у себя во время службы пели, и придется опять 24 [старого стиля] и 25 [на всенощную и литургию праздника Благовещения], — трудно, т.к. собственных нот нет, а другие не можем всегда иметь, т.ч. иногда пришлось почти все наизусть петь — спевка не настоящая с диаконом была, т.к. трудно было устроить, сегодня надеемся выйдет и что нам позволят достать баса. 2­я [Великая княжна Татьяна] и 3­я [Великая княжна Мария] поют первый голос, старшая [Великая княжна Ольга] второй, младшая [Великая княжна Анастасия] и я альт или тенор даже»³⁰⁰.

6 апреля (24 марта старого стиля) всенощную перед Благовещением, выпавшую тогда на Крестопоклонную субботу, пела все же не Царская семья, а «три певицы и регент», которые, как отметила в дневнике Государыня, «сказали, что не смогут петь завтра до 1½ [часа], поэтому нам придется петь без подготовки»³⁰¹.

7 апреля на Благовещение Семью в церковь не пустили, и священник с диаконом служили обедницу. В письме к Марии Сыробоярской Императрица отметила, что на праздник Благовещения «утром, в 8 часов, нам пришлось петь неожиданно, совсем не спевшись с диаконом. К счастью, служба хорошо прошла. Знаем обедницу, не такая трудная; нот у нас опять не было, но Бог помог»³⁰². Позднее Царская семья получила ноты из столицы от Анны Вырубовой. В письме к ней 19 апреля Государыня отметила: «тронута, благодарю за ноты»³⁰³.

Отметим и такой факт. По свидетельству протоиерея Владимира Хлынова: «Были случаи, когда Государь прислуживал священнику: ставил аналой, брал кадило»³⁰⁴. По всей видимости, иногда роль псаломщика исполнял и Цесаревич Алексей.

Теперь посмотрим на книги религиозного содержания, которые Царская семья читала в заключении. Сохранился счет, оплаченный Семьей за издания, приобретенные в иконно­книжном складе Тобольского епархиального братства³⁰⁵. На этот счет мы и будем ориентироваться.

Счет Царской семье от иконно-книжного склада Тобольского епархиального братства

Венценосцы купили в Тобольске семь Библий, вероятно, по числу членов Семьи, а также 27 экземпляров Нового Завета и 13 Евангелий, по всей видимости, предназначавшихся окружению Императорской четы, и три молитвенника.

Записная книжка камердинера Алексея Волкова с отметками о расходах Царской семьи на буфет и куличи к Пасхе. Апрель-май 1918

Книги в единичных экземплярах были следующие. Во­первых, популярные в то время работы англиканского священника и богослова Фредерика Вильяма Фаррара: «Жизнь Иисуса Христа», «Первые дни христианства» и «Жизнь и труды святых отцов и учителей церкви». Это ­захватывающие повествования о земной жизни Господа Иисуса Христа и его учеников на культурно­историческом фоне той эпохи. Работа «Жизнь Иисуса Христа» в дореволюционной России выдержала десятки переизданий и с успехом печатается сейчас³⁰⁶.

Другая книга из списка: «Жития всех святых, празднуемых Греко­Российскою Церковию и сказания о всех праздниках Православной Церкви и чудотворных иконах Богородицы» — протоиерея Иоанна Николаевича Бухарева. Этот справочник содержит краткие сведения обо всех святых, важнейших праздниках, сборник тропарей, алфавитный список чудотворных икон Божией Матери, святцы и т.п.

Следующая книга «Жития святых, кратко изложенные по руководству Четьи­Миней» — работа писательницы Александры Николаевны Бахметьевой, рассчитанная на взрослых и детей, где в ясной и доступной форме передаются жития святых и события библейской истории.

Далее: «Луг духовный. Творение блаженного монаха Иоанна Мосха» (иначе: Лимонарь, Синайский патерик), ставший классическим сборник рассказов VII века о святых и подвижниках благочестия.

Следующие книги: «Жить — любви служить (очерк православного нравоучения)» протоиерея С. Остроумова, «Училище добродетельной жизни православного христианина» — настольная книга, содержащая краткие сведения о праздниках, святых, поучения святых отцов — душеполезное семейное чтение. «Толкование Евангелия» — труд духовного писателя Бориса Ильича Гладкова, представляющий собой простую и ясную гармонизацию четвероевангелия (единое изложение евангельской истории, составленное по рассказам четверых евангелистов). Работа Матвея Васильевича Барсова «Сборник статей по истолковательному и назидательному чтению Деяний святых апостолов» — собрание святоотеческих толкований, а также проповедей и богословских статей авторов XIX века. Книга «Благодеяния Богоматери роду христианскому через ее святые иконы» представляет собой свод рассказов о 177 иконах Богоматери.

Нетрудно заметить, что все названные издания объединяет общедоступность их содержания и, в частности, этим обусловленная популярность. Данные книги неоднократно переиздавались в наше время с расчетом на самый широкий круг читателей. Возможно, часть из них была приобретена Царской семьей на подарки.

Далее осветим еще несколько аспектов религиозной жизни Царской семьи. Во­первых, постоянное чтение Семьей Священного Писания. Императрица практически ежедневно отмечала в дневнике, какие фрагменты прочитаны в Библии. Государь в дневнике этого не описывал, но однажды заметил: «Так как нельзя читать все время Библию, я начал также “A short history of the English people” [Краткая история английского народа. — К.К.]»³⁰⁷. Императрица писала Анне Вырубовой, что Государь «читает для себя теперь весь Ветхий Завет»³⁰⁸. Можно предположить, что чтение Царем в заключении именно Ветхого Завета объясняется тем, что при управлении страной у него не хватало на это времени. Ведь верующие прежде обычно изучают Новый Завет (так и преподают в духовных учебных заведениях), а позднее — Ветхий. И обычно лучше знают именно Новый Завет. Возможно, Государь «наверстывал упущенное».

В конце 1917 года Государыня, в частности, писала Анне Вырубовой: «Ты Библию читаешь? Которую я тебе дала, но знаешь, есть гораздо полнее, и я всем детям подарила и для себя теперь большую достала, там чудные вещи — Иисуса Сираха, Премудрости Соломона и т.д. Я ищу все другие подходящие места — живешь в этом, — и псалмы так утешают»³⁰⁹.

Здесь надо отметить следующее. Полностью Ветхий Завет состоит из 50 книг разных авторов. Из них 39 имеют статус канонических, и они входят во все издания Библии. И 11 так называемых второканонических книг (в том числе Иисуса, сына Сирахова, Премудрости Соломона), которые во многих изданиях опускают, особенно в европейских. Как видим, Императрица узнала об этом только в Тобольске, следовательно, раньше она, скорее всего, пользовалась иностранным изданием Библии.

Царица также постоянно изучала различную духовную литературу. Например, она писала Вырубовой: «Буду теперь с удовольствием Творения Григория Нисского читать, их раньше не имела. Последнее время читала Тихона Задонского»³¹⁰. Позднее, 16 января 1918 года Императрица заметила: «Читаю творения святого отца нашего Григория Нисского, но туго идет: очень уж много о сотворении мира»³¹¹.

По всей видимости, некоторые молитвословия Государыне было сложно понять на церковно­славянском языке, и она предпочитала русские переводы. Так, Чарльз Сидней Гиббс отметил, что на первой седмице Великого поста, когда принято читать Великий покаянный канон святителя Андрея Критского, «Императрица снабдила каждого из нас [из окружения Семьи] копией канона на русском языке»³¹².

При этом Александра Федоровна пишет, что «рисовала молитвы» на церковно­славянском языке, то есть переписывала их каллиграфически, а также рисовала иконки. В письме к Анне Вырубовой от 26 марта 1918 года Императрица говорила: «Стала маленькие образки <…> рисовать, и довольно удачно (с очками и увеличительным стеклом), но глаза потом болят. Довольно много придется молитв рисовать»³¹³. «Стала опять рисовать молитвы, и даже образки на бумаге из благодарности к тем, которые нас теперь щедро балуют. Вареньями, пирожками, сухариками и т.д. кофе, чай. Ужасно люди трогательно все это делают тайком. Вышиваем. Теперь опять вечера со всеми проводим, а на той неделе — тихо одни были, и он [Государь] нам читал из жизни Св. Николая Чудотворца, пока мы работали», — писала Государыня³¹⁴. И далее с доброй иронией: «Не судите плохим шрифтом написанное, ведь сестрица ваша малограмотная, болящая труженица, изучаю я писание молитв, но слабость зрения мешает моему рвению»³¹⁵.

Собственноручно переписанные молитвы (в частности, в качестве закладок к Евангелию) Государыня дарила на Рождество своему окружению и нижним чинам охраны³¹⁶.

Некоторые из этих молитв сохранились. В частности, в архиве в Финляндии, написанные на бересте (от берез, распиленных Государем) и посланные Анне Вырубовой³¹⁷.

Строки из Псалтири (102; ст. 8–11), изображенные Ее Величеством на бересте от дров, заготовленных Государем

 

Об углубленном изучении Императрицей церковно­-славянского языка свидетельств мы не нашли. Письмо на церковно­славянском языке, отправленное также к Вырубовой, фактически написано по­русски церковно­славянскими буквами, без знаков ударений, титлов и придыханий (диакритических знаков, принятых в церковно­славянском языке).

Первая страница письма Императрицы на церковно-славянском языке к Анне Вырубовой. 16 января 1918

Однако, надо сказать, что умение составлять тексты на церковно­славянском языке, помимо знания языковых правил (синтаксиса, пунктуации и т.п.), требует специального образования: изучения основ гимнографии, а также каллиграфии. Даже в наши дни в духовных семинариях, академиях, богословских ВУЗах учат читать, но не писать на церковно­славянском языке.

Можно отметить, что кроме непосредственно духовной (святоотеческой) литературы, члены Семьи читали (иногда вслух) произведения русских писателей, в том числе на религиозные темы. Например, Николая Семеновича Лескова «Запечатлённый ангел», Николая Васильевича Гоголя «Размышления о божественной литургии». (Впрочем, Царская семья регулярно отводила время для «легкого» чтения. Например, в письме к Анне Вырубовой от 10 декабря 1917 года Императрица заметила: «Читаю “хорошие книги”, люблю очень Библию и время от времени романы»³¹⁸.)

В Тобольске женская половина Императорской семьи, как и раньше, занималась шитьем, в том числе церковным. Так, в письме к графине Эмме Фредерикс Александра Федоровна, в частности, писала: «Много вышиваю для разных церквей», и в послании к Валентине Чеботаревой: «Вышиваем для здешних церквей»³¹⁹. В письме к Анне Вырубовой: «Вышиваем много для церкви, только что [в феврале 1918 года. — К.К.] кончили белый венок из роз с зелеными листьями и серебряным крестом, чтобы под образ Б[ожией] Матери Абалакской повесить»; «Вышиваем мы покрывала, воздухи, на аналой покрывала — сестры Татьяна и Мария особенно искусно вышивают»³²⁰.

На устроенный в губернаторском доме стол для богослужений, а также аналои Императрица с дочерьми вышила покрывала. Священнику Алексею Васильеву в подарок вышили епитрахиль³²¹.

При молитве Императрица пользовалась четками. В письме от 23 января 1918 года она делилась с Анной Вырубовой: «Родная, когда с четками молишься, какую молитву читаешь ты на 10­е? Я разные, Отче наш, Богородице, Царю Небесный и т.д., но не знаю, верно ли так или нужно одну особенную повторять. Искала в книгах и нигде не нашла. Знаю только, что Г[осподи]. И[исусе]. Хр[исте]. С[ыне]. Б[ожий]. помяни мя грешную»³²². Позднее в письме от 15 марта Государыня отвечала Вырубовой: «Буду четки [по четкам] так молиться, как Ты пишешь»³²³. Можно отметить, что в вышеприведенной, так называемой Иисусовой молитве, сделана определенная ошибка. Принято молиться не «помяни», а «помилуй». Не ясно, почему Императрица не спросила священника, приходящего в губернаторский дом, как молиться по четкам и правильно читать Иисусову молитву.

В сентябре и вторично в декабре 1917 года Император просил комиссара Панкратова разрешить священнику Васильеву преподавать Закон Божий Цесаревичу и младшим дочерям, но получал отказы. Преподавать детям, в том числе Закон Божий, разрешили Клавдии Михайловне Битнер (впоследствии супруге коменданта дома полковника Кобылинского). Она же преподавала детям русский язык и литературу. Некоторыми предметами и подробнейшим образом Священным Писанием на протяжении всего заключения постоянно занималась с детьми и сама Императрица. Так, 21 октября 1917 года Царица писала Анне Вырубовой: «Сколько утешений в чтении Библии. Я теперь много с детьми читаю и думаю, что Ты, дорогая, тоже»³²⁴. 8 декабря: «Очень занята весь день заготовкой к Рождеству, вышиваю и ленточки по­прежнему рисую и карточки, и уроки с детьми, так как священника к нам не пустят для уроков, но я эти уроки очень люблю — вспоминаю много». 10 декабря: «Я чувствую твою близость, когда мы читаем Библию, Иисуса Сираха и т.д… Дети тоже всегда находят подходящие места — я так довольна их душами. Надеюсь, Господь благословит мои уроки с Беби — почва богатая — стараюсь, как умею — вся жизнь моя в нем». 23 января: «Люблю уроки Закона Божьего с детьми, читаем Библию, говорим, читаем описание жизни Святых, объяснение Евангелия, изречения, объяснения молитв, службы и т.д.»³²⁵.

Заниматься с детьми Государыня начала в Тобольске 13 сентября, и далее уроки проходили регулярно вплоть до отъезда Царской семьи в Екатеринбург. В тобольский период заключения Императрица продолжила с детьми, начатое в Царском Селе изучение книг Экклезиаста и пророка Исайи. Также были проработаны книги пророков: Иеремии, Варуха, Иезекииля, Даниила и Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова.

Как мы говорили выше, Царская семья и до революции посты строго не соблюдала, говея небольшое время. Но в определенных действиях во время поста она себя ограничивала (как собственно и все мы, православные). Так же было в Тобольске. Например, это видно из письма ­Императрицы Анне Вырубовой: «Посылаю макароны, колбасы, кофе — хотя пост теперь. Я всегда из супа вытаскиваю ­зелень, чтобы бульон не есть, и не курю»³²⁶. (Государыня, как все курильщики, бросала эту привычку не один раз.)

Спектр духовных переживаний Царицы нашел свое отражение в письмах к Вырубовой. Считаем нелишним привести их в значительном объеме. Читаем в письме от 24 ноября: «Мать и дочки работают и много вяжут, приготовляя рождественские подарки. <…> Надеюсь на лучшее будущее. Бог не оставляет тех, кто Его любят и верят в Его безграничное милосердие, и когда мы меньше всего ожидаем, Он нам поможет и спасет эту несчастную страну. Терпенье, вера и правда».

8 декабря: «Да, прошлое кончено, благодарю Бога за все, что было, что получила, и буду жить воспоминаниями, которые никто от меня не отнимет. Молодость прошла… <…> Дух у всех семи бодр. Господь так близок, чувствуешь Его поддержку, удивляешься часто, что переносишь вещи и разлуки, которые раньше убили бы. Мирно на душе, хотя страдаешь сильно, сильно за Родину».

10 декабря: «Мирское все проходит: дома и вещи отняты и испорчены, друзья в разлуке, живешь изо дня в день. В Боге все, и природа никогда не изменяется. <…> [Камердинер] Волков везет меня в кресле в церковь — только через улицу — из сада прохожу пешком. Некоторые люди кланяются и нас благословляют, другие не смеют. Учишься теперь не иметь никаких личных желаний. Господь милосерд и не оставит тех, кто на Него уповает».

15 декабря: «Есть вещи, которые отгоняю от себя, убивают они, слишком свежи еще в памяти — все прошлое. Что впереди, не догадываюсь. Господь знает и по­своему творит. Ему все передала. Помолись за нас и за тех, кого мы любим, и за дорогую Родину, когда бываешь у “Скоропослушницы”; ужасно люблю ее чудный лик. <…> Попрошу через [камердинера] Чемодурова особенно в воскресенье вынимать частицу за тебя и всех наших, наверное, ты будешь говеть с нами». (Отметим, что посредством разных лиц Императрица постоянно подавала записки для поминаний своих близких в церквах Тобольска.)

9 января: «Верь, дорогая, Господь Бог и теперь тебя не оставит. Он милостив, спасет дорогую, любимую нашу Родину и до конца не прогневается. Вспомни Ветхий Завет, все страданья израильтян за их прегрешения. А разве Господа Бога не забыли, оттого они счастья и благополучия не могут принести — разума нет у них. О, как молилась 6­го [января], чтобы Господь ниспослал бы духа разума, духа страха Божия. Все головы потеряли, царство зла не прошло еще, но страданье невинных убивает. Чем живут теперь, и дома, и пенсии, и деньги — все отнимают. <…> Теперь я все иначе понимаю и чувствую — душа так мирна, все переношу, всех своих дорогих Богу отдала и Святой Божией Матери. Она всех покрывает Своим омофором. Живем, как живется».

16 января 1918 года с некоторым юмором и иронией: «Пора кончать — все пошли в трапезную, я останусь дежурить у болящей рабы Божией Анастасии. Рядом в келии сестра Екатерина дает урок. <…> Отец наш, Батюшка Николай, собирает нас по вечерам вокруг себя и читает нам вслух, а мы занимаемся рукоделием. Со своею кротостью и при телесном здравии он не пренебрегает в это тяжелое время колоть и пилить дрова для наших нужд, чистит дорожки со своими детьми. Матушка наша Александра приветствует вас, многолюбимая сестра, и шлет вам свое материнское благословение и надеется, что вы, сестрица, хорошо поживаете в духе Христа. Тяжело вам живется, но дух тверд. 2 градуса мороза, тихо на улице. Добрая сестра Серафима. Будьте Богом хранимы, прошу ваших молитв. Христос с Вами. Грешная сестра Феодора».

24 января: «Благодарю день и ночь за то, что не разлучена со своими собственными 6 душками, за много надо благодарить, за то, что ты можешь писать, что не больна, храни и спаси тебя Господь, всем существом за тебя молюсь, а главное, что мы еще в России (это главное), что здесь тихо, недалеко от раки св. Иоанна [Тобольского]».

18 февраля³²⁷: «Солнышко блестит, греет днем, и чувствуем, что все­таки Господь не оставит, но спасет, да спасет, когда все мрачно и темно кругом и только слезы льются. Вера крепка, дух бодр, чувствую близость Бога. Ангел мой, не скорби — это все должно сбыться. Только, Боже, как мне этих невинных жаль, которые гибнут тысячами».

15 марта: «Крестный путь, а потом Христос воскрес! Год скоро, что расстались с тобой, но что время? Ничего, жизнь — суета, все готовимся в Царство Небесное. Тогда ничего страшного нет. Все можно у человека отнять, но душу никто не может, хотя диавол ловит человека на каждом шагу, хитрый он, но мы должны крепко бороться против него: он лучше нас знает наши слабости и пользуется этим. Но наше дело быть настороже, не спать, а воевать. Вся жизнь — борьба, а то не было бы подвига и награды. Ведь все испытания, Им посланные, попущенья — все к лучшему; везде видишь Его руку. Делают люди тебе зло? А ты принимай без ропота: Он и пошлет Ангела­хранителя, утешителя Своего. Никогда мы не одни, Он Вездесущий — Всезнающий — Сам любовь. Как же Ему не верить? Солнце ярко светит. Хотя мир грешит и мы грешим, тьма и зло царствуют, но солнце правды воссияет; только глаза открывать, двери души держать отпертыми, чтобы лучи того солнца в себя принимать. Ведь мы Его любим, дитя мое, и мы знаем, что “так и надо”. Только потерпи еще, душка, и эти страданья пройдут, и мы забудем о муках, будет потом только за все благодарность. Школа великая. Господи, помоги тем, кто не вмещает любви Божией в ожесточенных сердцах, которые видят только все плохое и не стараются понять, что пройдет все это: не может быть иначе: Спаситель пришел, показал нам пример. Кто по Его пути, следом любви и страданья идет, понимает все величие Царства Небесного. — Не могу писать, не умею в словах высказать то, что душу наполняет, но ты, моя маленькая мученица, лучше меня все это понимаешь: ты уже дальше и выше по той лестнице ходишь… Живешь как будто тут и не тут, видишь другими глазами многое, и иногда трудно с людьми, хотя религиозными, но чего­то не хватает, — но то, что мы лучше, напротив, мы должны были бы быть более снисходительными к ним… Раздражаюсь все­таки еще. Это мой большой грех, невероятная глупость».

Вскоре после Причастия, 26 марта: «Вот и Великий Пост! Очищаемся, умолим себе и всем прощение грехов, и да даст Он нам пропеть на всю святую Русь “Христос воскресе!” Да готовим наши сердца Его принимать; откроем двери наших душ; да поселится в нас дух бодрости, смиренномудрия, терпения и любви и целомудрия; отгоним мысли, посланные нам для искушенья и смущенья. Станем на стражу. Поднимем сердца, дадим духу свободу и легкость дойти до неба, примем луч света и любви для ношения в наших грешных душах. Отбросим старого Адама, облекемся в ризу света, отряхнем мирскую пыль и приготовимся к встрече Небесного Жениха. Он вечно страдает за нас и с нами и через нас; как Он и нам подает руку помощи, то и мы поделим с Ним, перенося без ропота все страданья, Богом нам ниспосланные. Зачем нам не страдать, раз Он, невинный, безгрешный, вольно страдал? Искупаем мы все наши столетние грехи [sic!. — К.К.], отмываем в крови все пятна, загрязнившие наши души. О, дитя мое родное, не умею я писать, мысли и слова скорее пера бегут. Прости все ошибки и вникни в мою душу. Хочу дать тебе эту внутреннюю радость и тишину, которой Бог наполняет мне душу, — разве это не чудо! Не ясна ли в этом близость Бога? Ведь горе бесконечное — все, что люблю — страдает, счета нет всей грязи и страданьям, а Господь не допускает унынья: Он охраняет от отчаянья, дает силу, уверенность в светлое будущее еще на этом свете».

2 апреля: «Много все пережили, но Господь Своей милостью не оставит Своих овец погибнуть. Он пришел в мир, чтобы Своих в одно стадо собрать, и Сам Всевышний охраняет их. Душевную связь между ними никто не отнимет, и свои своих везде узнают. Господь их направит, куда им нужно идти. Промысел Божий недостижим человеческому уму. Да осенит нас Премудрость, да войдет и воцарится в душах наших, и да научимся через нее понимать, хотя говорим на разных языках, но одним Духом. Дух свободен. Господь ему Хозяин; душа так полна, так живо трепещет от близости Бога, Который невидимо окружает Своим Присутствием. Как будто все святые угодники Божии особенно близки и незримо готовят душу к встрече Спасителя мира. Жених грядет, приготовимся Его встречать: отбросим грязные одежды и мирскую пыль, очистим тело и душу. Подальше от суеты, — все суета в мире. Откроем двери души для принятия Жениха. Попросим помощи у Св. Угодников, не в силах мы одни вымыть наши одежды. Поторопимся Ему навстречу! Он за нас, грешных, страдает, принесем Ему нашу любовь, веру, надежду, души наши. Упадем ниц перед Его пречистым образом; поклонимся Ему и попросим за нас и за весь мир прощенье, за тех, кто забывает молиться, и за всех. Да услышит и помилует. И да согреем мы Его нашей любовью и доверием. Облекшись в белые ризы, побежим Ему навстречу, радостно откроем наши души. Грядет Он, Царь славы, покланяемся Его кресту и понесем с Ним тяжесть креста. Не чувствуешь ли Его помощь, поддержки несения твоего креста? Невидимо Его рука поддерживает твой крест, на все у Него силы хватит; наши кресты только тень его креста. <…> Торжествует Господь, умудряет сердца: увидят все языцы “яко с нами Бог”. Слышишь ли мой голос? Расстояния ничего не значат — дух свободен и летит к тебе, и вместе полетим к Богу, преклонимся пред Его престолом. Я спокойна, все это в душе происходит»³²⁸.

Что мы видим в письмах Государыни: терпение и упование на волю Божию, страдания за ближних. Ее послания довольно эмоциональны. Рассуждая, Императрица начинает увлекаться мыслью, парить, восхищаться…

Сравним это с ранними думами Царицы. Например, еще до замужества в 1894 году Принцесса Аликс писала Ники: «Обратись ко Господу, Он всегда милосерд и благ, и утешит нас, когда не помогают утешения земные. Я уверена, что эти годы терзаний и неопределенности были нам во благо и приблизили нас к Нему — разве Он не милосерд в конце концов? Пути Его неисповедимы и часто нас даже пугает, что Он, ведя нас по жизни, попускает каждому свои искушения, но и полностью прощает, если мы осознаем и каемся в своих грехах, попускает нам скорби и учит, как преодолевать их. Он вознаграждает нас, благословляет и никогда не покидает нас… Но что на меня сегодня нашло — я пишу проповедь. Прости меня дорогой…»³²⁹.

И в следующем письме: «“На каждом кресте своя надпись”. Я думаю, что наша — это терпение»³³⁰. Интересно, что и жених Ники в письмах невесте неоднократно замечал: «Да, я должен снова это повторять: терпенье — наш девиз… Моя любимая, наше маленькое разочарование — ничто в сравнении с тем, через что должны проходить другие»³³¹. («Маленькое разочарование» — это пятилетнее ожидание свадьбы…) И позднее, и после свадьбы, например, в письме 1899 года в полном расцвете сил, в 32 года, Император писал супруге: «Ничего не поделаешь, мы должны, как обычно, собрать свое мужество и терпеливо нести свой крест, как велит нам Иисус Христос»³³².

Обратим внимание, что в 1894 году, увлекаясь в религиозных рассуждениях Александра Федоровна, как бы одергивает себя: «Но что на меня сегодня нашло — я пишу проповедь. Прости меня дорогой». И то же мы видим в письме 1918 года. Сначала Царица восклицает: «Дух свободен и летит к тебе [Вырубовой], и вместе полетим к Богу!» и тут же спохватывается: «Я спокойна, все это в душе происходит». Многие видели (хотят видеть) в импульсивности духовных рассуждений Царицы некую болезненную религиозность экстатического характера, истерию и, следовательно, неадекватность. Это не так. Это просто эмоциональность, выраженная только в письмах к самым близким друзьям и мужу.

Мы поймем это, вернувшись к дальнейшим событиям в Тобольске.

В апреле 1918 года Царская семья начала хлопоты о переселении на лето из губернаторского дома в какой­-либо монастырь³³³. Но внезапно 25 апреля, в четверг, перед Страстной седмицей, прибывший из Москвы комиссар Василий Васильевич Яковлев (настоящее имя: Константин Алексеевич Мячин) объявил Царской семье, что уже этой ночью должен состояться их переезд на новое, неизвестное место. Цесаревич Алексей был сильно болен, но большевики настаивали на немедленном отъезде Государя. С ним разрешили, по желанию, поехать и другим членам Семьи, близким и прислуге. Императрица была поставлена перед тяжелейшим выбором: оставить Государя или тяжелобольного ребенка? «Какая ужасная пытка», — сказала она тогда³³⁴.

Чарльз Сидней Гиббс на следствии Соколова показал, что в апреле 1918 года: «Он [Цесаревич] был очень болен и страдал. Императрица обещала после завтрака [25 апреля] прийти к Нему. Он все ждал, ждал, а Она все не шла. Он все звал: “Мама, Мама”. Я вышел и посмотрел через дверь. У меня сохранилось впечатление, что среди зала стояли Государь, Императрица и Яковлев. Я не слыхал, что они говорили. Я опять пришел к Алексею Николаевичу. Он стал плакать и все звал: “Где Мама?” Я опять вышел. Мне кто­то сказал, что Она встревожена, что Она поэтому не пришла, что встревожена; что увозят Государя»³³⁵.

Зачем и куда увозили Царя, комиссар не говорил. Императорская чета полагала, что в Москву, возможно, для подписания кабального для России договора с немцами. Царица решила, что, может быть, нужнее Царю, то есть России, которую он для нее олицетворял, и не оставила его. Как свидетельствовал тот же Чарльз Сидней Гиббс: «Больше всего Она [Царица] боялась потерять Россию»³³⁶.

В православном миропонимании это правильная иерархия: Бог (Церковь), Родина, семья (малая церковь). Такую лествицу ценностей верно увидел у Царской семьи протопресвитер Михаил Польской. Он отметил: «Любовь к семье у Царственной Четы не побеждала их любви к родине, и ради родины они готовы были жертвовать собою и семьею, что они доказали на деле. Однако любовь к родине и семье не побеждала их любви к Богу. Бог, родина, семья — вот три служения Императора, где сосредоточивалась его жизнь и вся любовь, но каждая ценность заняла подобающее ей место в его сердце»³³⁷.

Поэтому, служа России, Императрица все же оставила сына в то время, когда у него был очередной приступ болезни, и она могла больше не увидеть его живым. Государыня это понимала лучше кого бы то ни было, и уехала с мужем. Таким образом, очевидно, что никакой болезненной истеричности даже в отношении тяжелейшей болезни сына у нее не было. Уже один этот случай говорит, что она обладала железной волей и трезвым, расчетливым умом, что несовместимо с истеричностью.

Вместе с Императорской четой отправились в неизвестность Великая княжна Мария Николаевна, а также князь Василий Александрович Долгоруков и врач Евгений Сергеевич Боткин, из прислуги — Терентий Иванович Чемодуров, Иван Дмитриевич Седнев, Анна Степановна Демидова. Остальные члены Семьи и сопровождающие их лица должны были воссоединиться с Императорской четой после выздоровления Цесаревича. Пятницу и Лазареву субботу Венценосцы провели в дороге на дешевых тарантасах вместе с охраной.

Узники прибыли в Тюмень в ночь на Вербное воскресение, и утром же на праздник Входа Господня в Иерусалим, перед Страстной седмицей, поезд из Тюмени двинулся в Екатеринбург.

***

 

Великие княжны Ольга, Татьяна, Анастасия, Цесаревич Алексей с приближенными и прислугой продолжали находиться в Тобольске с 26 апреля по 20 мая.

Как мы говорили выше, после отъезда Государя, начиная с Вербного воскресенья, в губернаторском доме вместо обедниц всегда служили литургии. Тогда Пьер Жильяр отметил в дневнике: «В большом зале поставили походную церковь, и священник будет иметь возможность служить обедню, так как есть антиминс»³³⁸. Пропусков служб в воскресные и праздничные дни больше не было.

 Анфилада комнат второго этажа губернаторского дома. В конце ее видна походная церковь. 1918

Об этом же пишет графиня Анастасия Гендрикова. Согласно ее дневнику, в походной церкви 28 апреля, в воскресение, была отслужена литургия, а на Страстной седмице цикл великопостных служб. Причем 2 мая, в Великий четверг, Цесаревич Алексей, Великие княжны Анастасия, Татьяна, Ольга, а также Анастасия Гендрикова и некоторые другие лица свиты приобщались Святых Хрис­товых Тайн³³⁹.

К Пасхе, по свидетельству Великой княжны Анастасии Николаевны, иконостас домовой церкви был украшен елками (как это было принято в Сибири) и цветами³⁴⁰. ­Великие княжны поздравили домашних и прислугу, подарив им пасхальные яйца и маленькие иконки, как всегда делала Императрица.

Иконостас, устроенный в губернаторском доме г. Тобольска. На верхнем и среднем ярусе напечатанные иконы. На нижнем ярусе бумажные картины с видами монастырей и церквей, некоторые из которых с изображением святых. Завесой Царских врат послужило покрывало Государыни Императрицы. 1918

На Пасху 5 мая служили заутреню (утреню) и обедню. В светлый понедельник служили литургию вновь. В светлый вторник Великая княжна Анастасия писала сестре в Екатеринбург: «Как тут приятно — все время благовестят почти во всех церквах, очень уютно получается… Когда мы поем между собой, то плохо выходит, т.к. нужен четвертый голос, а тебя нет, и по этому поводу мы острим ужасно… <…> Постоянно молимся за Всех и думаем: помоги Господь! Христос с Вами, золотыми…»³⁴¹.

11–12 мая (субботу–воскресение) служили всенощную и литургию. За всенощной присутствовал 21­летний матрос Павел Данилович Хохряков, новоизбранный председатель Тобольского совдепа, в будущем убийца епископа Гермогена (и, вероятно, Анастасии Гендриковой и Екатерины Шнейдер, с кем 11 мая был за богослужением)³⁴².

Богослужение в домовой церкви в губернаторском доме. На клиросе насельницы Иоанно-Введенского монастыря. В алтаре, вероятно, протоиерей Владимир Хлынов. 1918

Перед отправкой Царских детей в Екатеринбург 17 мая отряд полковника Кобылинского был распущен и заменен красногвардейцами, в основном латышами, под командованием некоего Родионова³⁴³.

Что касается богослужений, то за короткое время присутствия красногвардейцев, по свидетельству полковника Кобылинского: «Была <…> всего­навсего одна, кажется, служба в доме. Латыши обыскивали священника; <…> перерыли все на престоле. Во время богослужения Родионов поставил латыша около престола следить за священником. Это так всех угнетало, на всех так подействовало, что Ольга Николаевна плакала и говорила, что, если бы она знала, что так будет, она и не стала бы просить о богослужении»³⁴⁴.

Александра Александровна Теглева, няня Царских детей показала: «Родионов был гад, злобный гад, которому, видимо, доставляло удовольствие мучить нас. Он это делал с удовольствием… Он держал себя грубо и нагло с детьми <…>. Он тщательно обыскивал монахинь, когда они приходили к нам петь при богослужении, и поставил своего красноармейца у престола следить за священником»³⁴⁵. Это подтверждала и помощница няни Царских детей Елизавета Николаевна Эрсберг³⁴⁶.

Вероятно, в субботу, 18 мая, служили всенощную, а в воскресенье, 19 мая, — день памяти праведного Иова Многострадального, в 50­й день Рождения Государя ­Императора — литургию. Царские дети и некоторые приближенные в последний раз в земной жизни причастились Святых Христовых Тайн.

20 мая Царские дети, близкие и прислуга были размещены на пароходе «Русь» и отплыли в Тюмень.

Вы можете оставить заявку на книги: 1) «Духовный мир Императора Николая II и его Семьи»; 2) «Царский выбор: Духовный мир Императора Николая II и его Семьи. Последние священники при Царе. Вольная жертва» по отпускной цене издательства по адресу:  kapkov.press@gmail.com или тел.: +7-902-806-34-63

 

 

примечания

 

233               Из письма Императрицы Александры Федоровны от 26 января 1918 года. См.: Письма святых. С. 230.

234               Из письма Императрицы Александры Федоровны от 20 декабря 1917 года. См.: Письма святых. С. 169.

235               Об участии в жизни Царской семьи тобольского владыки — священномученика Гермогена (1858–1918) см. в изд.: Царский выбор. С. 318–319, 326–343.

236               Росс Г. Н. Гибель. С. 295.

237               Монастырь был учрежден в 1783 году на месте Абалакского прихода по повелению Императрицы Екатерины II. В 1923 году последний наместник монастыря архимандрит Аркадий (Гусев) оказал сопротивление изъятию церковных ценностей, за что был осужден, а в 1937 году — осужден повторно и расстрелян. Обитель была закрыта в 1924 году. На ее территории разместили пересылочный лагерь НКВД. В 1992–1994 годах оскверненный и порушенный ансамбль монастыря передали Тобольско­Тюменской епархии.

238               По уставу обедницу служат в будничные дни Великого поста, где она называется: изобразительны. Если обедницу служит священник, он может причащать запасными Святыми Дарами.

239               Жильяр П. Трагическая судьба Николая II и Царской семьи. М., 1992. С. 139.

240               Письма святых. С. 184.

241               Жильяр П. Трагическая судьба Николая II и Царской семьи. М., 1992. С. 153; Росс Г. Н. Гибель. С. 228.

242               Росс Г. Н. Гибель. С. 229.

243               Благовещенская каменная церковь была построена в середине XVIII века. Центральный престол освящен в память Благовещения Пресвятой Богородицы, приделы — в честь святых праведных Прокопия и Иоанна Устюжских; великомученицы Екатерины; великомученика Мины Котуанского (под колокольней). В январе 1930 года церковь была закрыта, а в 1956 году разрушена до основания. К храму была приписана часовня на Плац­Парадной площади, освященная в 1887 году в честь святого Великого князя Александра Невского, в память Царя­мученика Александра II, в свое время посещавшего Тобольск. Часовня сохранилась до наших дней.

244               Отношения Царской семьи со священнослужителями в Тобольске и биографические сведения о тобольском духовенстве подробно освещены в изд: Царский выбор. С. 281–366, 560–565.

245               Дневники. Т. 2. С. 360.

246               Панкратов В. С. С царем в Тобольске. Из воспоминаний. М., 1990. С. 19.

247               Письма святых. С. 167.

248               Росс Г. Н. Гибель. С. 295.

249               Дневники. Т. 2. С. 72.

250               Панкратов В. С. С царем в Тобольске. Из воспоминаний. М., 1990. С. 35–37.

251               Письма святых. С. 299.

252               Там же. С. 93.

253  Жильяр П. Трагическая судьба Николая II и Царской семьи. М., 1992. С. 139.

254               Буксгевден С. Жизнь и трагедия. Т. 1. С. 364.

255               Письма святых. С. 103.

256               Дневники. Т. 2. С. 133.

257               Росс Г. Н. Гибель. С. 297.

258               Дневники. Т. 2. С. 218.

259               Там же. См. также: Письма святых. С. 178.

260  Мельник (Боткина) Т. Е. Воспоминания о Царской семье и ее жизни до и после революции. Белград, 1921. С. 75.

261               Жильяр П. Трагическая судьба Николая II и Царской семьи. М., 1992. С. 142–143.

262               Хлынов, Владимир Александрович, протоиерей (1875–1932). О его роли в жизни Царской семьи и биографические сведения об отце Владимире см. в изд.: Царский выбор.
С. 344–359, 563–565.

263               Росс Г. Н. Гибель. С. 297.

264               Предварительное следствие. С. 124.

265               Дитерихс М. К. Убийство Царской семьи и членов Дома Романовых на Урале. Владивосток, 1922. С. 74.

266               Это не совсем так, как будет видно далее: после перерыва богослужения возобновились (а походную церковь поставили уже после отъезда Государя), но общее ощущение от случившегося Боткина описывает, надо полагать, верно.

267               Мельник (Боткина) Т. Е. Воспоминания о Царской семье и ее жизни до и после революции. Белград, 1921. С. 44–45.

268               Подробнее об этом см. в изд.: Царский выбор. С. 319–325.

269               Тобольский рабочий. 1917. № 6. 30 дек. С. 5.

270               Там же. 1918. № 1(7). 6 янв. С. 3.

271               Там же. 1918. № 11(17); 21(8) февр. С. 2–3.

272               Росс Г. Н. Гибель. С. 226; Тобольский рабочий. 1918. № 3(9). 20 янв. С. 2.

273               Росс Г. Н. Гибель. С. 226.

274               1 февраля 1918 года декретом Сов­наркома был введен Григорианский календарь, по которому 1 февраля становилось 14­м. Далее в тексте, если это специально не оговорено, даты приводятся по новому стилю.

275               Письма святых. С. 167.

276               Дневники. Т. 2. С. 229.

277               Из числа солдат 1­го, 2­го и 4­го Царскосельских стрелковых полков, охранявших пленников, стрелки 2­го полка были наиболее негативно настроены к Царской семье.

278               Дневники. Т. 2. С. 226.

279               Софийско­Успенский каменный собор был освящен в 1686 году. В 1715 году в нем был погребен митрополит Сибирский Иоанн (Максимович), последний святой, канонизированный в Императорской России. Собор был закрыт в ноябре 1930 года, вновь освящен в 1994 году.

280               Дневники. Т. 2. С. 321.

281               Письма святых. С. 232.

282               Там же. С. 148.

283               Там же. С. 262.

284               Танеева (Вырубова) А. А. Страницы моей жизни. М., 2000. С. 288.

285               Росс Г. Н. Гибель. С. 227.

286               Там же.

287               Письма святых. С. 269–270.

288               Там же. С. 267.

289               Танеева (Вырубова) А. А. Страницы моей жизни. М., 2000. С. 301, 304.

290               Жильяр П. Трагическая судьба Николая II и Царской семьи. М., 1992. С. 139.

291               Предварительное следствие. С. 310.

292               Жильяр П. Трагическая судьба Николая II и Царской семьи. М., 1992. С. 139; Письма святых. С. 182; Дневники. Т. 2. С. 197.

293               Письма святых. С. 243.

294               Там же. С. 245.

295               Росс Г. Н. Гибель. С. 227.

296               Песнопение «Душе моя, душе моя, покайся, что спишь?» из Великопостного канона святителя Андрея Критского.

297               Письма святых. С. 266.

298               Дневники. Т. 2. С. 325.

299               Письма святых. С. 272.

300               Там же. С. 280.

301               Дневники. Т. 2. С. 346.

302               Письма святых. С. 281.

303               Там же. С. 291.

304               Польской М., протопр.
Новые мученики Российские.
В 2 т. Джорданвилль,
1949–1957. 2­е репр. изд. М., 1994. Т. 1. С. 246.

305               ГА РФ. Ф. 10243. На 01.07.2015 г. документу не был присвоен номер описи, дела и листа.

306               Правда, можно отметить, что в 1899 году вышла брошюра: «Арсений, иеромонах. Обличение на книгу Фаррара, именуемую “Жизнь Иисуса Христа” синодального миссионера, строителя Воскресенского монастыря», одобренная протоиереем Иоанном Кронштадтским. Критик видит недостаточную почтительность Фаррара к Иисусу, как к Господу, а упор на человеческую составляющую природы Спасителя. Эти замечания можно признать верными, но в целом работа Фаррара имеет определенные достоинства и широко распространялась церковными инстанциями.

307               Дневники. Т. 2. С. 333.

308               Танеева (Вырубова) А. А. Страницы моей жизни. М., 2000. С. 295.

309               Письма святых. С. 140.

310               Там же.

311               Танеева (Вырубова) А. А. Страницы моей жизни. М., 2000. С. 275.

312               Учитель Цесаревича Алексея. С. 118.

313               Письма святых. С. 272.

314               Там же. С. 270.

315               Танеева (Вырубова) А. А. Страницы моей жизни. М., 2000. С. 275.

316               Учитель Цесаревича Алексея. С. 473.

317               Танеева (Вырубова) А.А. Страницы моей жизни. М., 2000. С. 277.

318               Там же. С. 267.

319               Письма святых. С. 202–203, 235, 280.

320               Там же. 203, 238.

321               ГА РФ. Ф. 1837. Оп. 2. Д. 11. Л. 123.

322               Танеева (Вырубова) А. А. Страницы моей жизни. М., 2000. С. 280.

323               Письма святых. С. 259.

324               Танеева (Вырубова) А. А. Страницы моей жизни. М., 2000. С. 256.

325               Там же. С. 280.

326               Там же. С. 261.

327               Далее даты указаны по новому стилю.

328               Письма святых. С. 141, 143, 167, 169, 272–273, 275–276.

329               Дивный свет. С. 176.

330               Там же. С. 178.

331               Там же. С. 180.

332               Там же. С. 218.

333               Росс Г. Н. Гибель. С. 228; Танеева (Вырубова) А.А. Страницы моей жизни. М., 2000. С. 302.

334               Дневники. Т. 2. С. 376.

335               Предварительное следствие. С. 109.

336               Там же. С. 116.

337               Польской М., протопр. Новые мученики Российские. В 2 т. Джорданвилль, 1949–1957. 2­е репр. изд. М., 1994. Т. 1. С. 258.

338               Жильяр П. Император Николай II и его семья. Петергоф, сентябрь 1905 — Екатеринбург, май 1918 г. Вена, 1921. С. 204.

339               Росс Г. Н. Гибель. С. 228–229.

340               Дневники. Т. 2. С. 426.

341               Там же.

342               Росс Г. Н. Гибель. С. 229, 585.

343               Возможно, это был латыш Ян Мартынович Свикке.

344               Соколов Н. А. Убийство Царской семьи. Берлин, 1925. С. 112.

345               Там же.

346               Предварительное следствие. С. 142.

 

 

 

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
В БИБЛИОГРАФИИ

 

Августейшие сестры милосердия. — ­Августейшие сестры милосердия / сост. Н. К. Зверева. М., 2006.

Буксгевден С. Жизнь и трагедия. — Буксгевден С. К. Жизнь и трагедия Александры Федоровны, Императрицы России: Воспоминания фрейлины в трех книгах. В 2 т. М., 2012.

Дивный свет. — Государыня Императрица Александра Феодоровна Романова. Дивный свет: дневниковые записи, переписка, жизнеописание / сост., ред. и автор жизнеописания монахиня Нектария (Мак Лиз). Пер. с англ. Л. Васенина, Т. Оводова. М., 2014.

Дневник протоиерея. — Дневник протоиерея А. И. Беляева, настоятеля Федоровского собора в Царском Селе // Августейшие сестры милосердия / сост. Н. К. Зверева. М., 2006. С. 349–376.

Дневники Императора. — Дневники Императора, 1894–1918. В 2 т. М., 2011–2013.

Дневники. — Дневники Николая II и Императрицы Александры Федоровны, 1917–1918. В 2 т. М., 2012.

Медицина и Императорская власть. — Медицина и Императорская власть в России. Здоровье Императорской семьи и медицинское обеспечение первых лиц России в XIX–начале XX века / под ред. Г. Г. Онищенко. М., 2008.

Переписка. — Переписка Николая и Александры, 1914–1917. М., 2013.

Письма святых. — Письма святых Царственных мучеников из заточения. 3­е испр. и доп. изд. СПб., 1998.

Предварительное следствие. — Соколов Н. А. Предварительное следствие 1919–1922 гг.: [Сб. материалов] /Сост. Л. А. Лыкова. М., 1998. (Российский Архив; История отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв.; [Т.] VIII).

Раппапорт. — Раппапорт Хелен. Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни / пер. с анл. А. Мовчан. М., 2016.

Росс Г. Н. Гибель. — Гибель Царской семьи. Материалы следствия по делу об убийстве Царской семьи (август 1918–февраль 1920) / сост. Г. Н. Росс. Франкфурт­на­Майне, 1987.

Триумф и трагедии. — Хрусталев В. М. Тайны на крови. Триумф и трагедии Дома Романовых. М., 2014.

Учитель Цесаревича Алексея. — Наставник. Учитель Цесаревича Алексея Романова [Чарльз Сидней Гиббс]: дневники и воспоминания. М., 2013.

Царский выбор. — Капков К. Г. Царский выбор: Духовный мир Императора Николая II и его Семьи. Последние священники при Царе. Вольная жертва. К 100­летию великомученического подвига Царственных страстотерпцев. Село Белянка; М.; Ташкент; Вятка, 2016.

Капков К.Г. Духовный мир Императора Николая II и его Семьи. Ливадия — М., 2017. — 352 с.