Сухарев Ю.М. Заселение Карачельского форпоста и его деревень

Статья дополнена новыми данными, представленными на этом сайте отдельно.

Данная статья была представлена в форме доклада на XVI Уральской родоведческой НПК 10-11 ноября 2017 г, Екатеринбург, 2017.

Карачельский форпост (ныне село Карачельское Шумихинского района Курганской обл.) находится в среднем течении реки Миасс.

Своим появлением форпост обязан адмиралу Ивану Ивановичу Неплюеву. Будучи главой Оренбургской экспедиции (фактическим наместником Оренбургского края, включавшего тогда также и территории нынешней Самарской области, Башкирии, части Перского края, Западного Казахстана) он организовал постройку и заселение крепостей для обороны от степных воинственных  кочевников.

В 1743 году была  создана Нижне-Уйская оборонительная линия с крепостями: Усть-Уйской, Крутоярской, Каракульской и Троицкой. Но «береженого Бог бережет». Очевидно не рассчитывая, что этот рубеж будет сразу непреодолимым для враждебных племен, укреплялась и линия по Миассу. В том же 1743 г началось заселение Карачельского форпоста.

Он был поставлен в устье реки Карачелки при впадении этого притока в Миасс. В таком местоположении был военный смысл: форпост, находясь внутри острого угла, образованного слиянием двух речек, был защищен естественной преградой, фактически, с трех сторон. Высокий забор по периметру, с пятью башнями по углам, находился рядом с береговой линией («саженях в десяти» ) и усиливал  обороноспособность поселения.

«Карачевской форпост или слобода Оренбургской губернии,  Исецкой провинции,  в Окуневском дискрикте на реке Миассе, от Окуневской 70 верст, а от Челябинска 105 верст. Звание оного форпоста от речки Карачевки, коя впала в Миасс по течению, с его левой стороны», писалось в «Географическом лексиконе Российского государства» Федора Полунина. «Лексикон» издан в 1773 г, а сдан в печать в 1770 г. [2]

Но это не первое упоминание о форпосте в литературе. «Лексикон» один к одному перепечатал этот текст из работы Петра Ивановича Рычкова «Топография Оренбургская». [12]

«Топография»  состоит из двух частей и начата в 1755 г. Первая часть окончена автором в том же  1755 г, вторая часть  — в  1760. В 1762 труд издается в академическом журнале в Санкт-Петербурге. [15]

Сведения о Карачельском форпосте помещены Рычковым во вторую часть, в главу 10-ю «О Исетской провинции и принадлежащих к его ведомству местах». Значит, они представлены по состоянию: 1755 г — не позднее 1760 г. Нам это важно, так как автор «Топографии» приводит некоторую статистику по форпосту, не сообщая, к какому времени она относится.

А именно: «В нем дворов до 70, церковь во имя трех святителей…; приписных деревень девять. В них по переписи 299, да после ревизии переехавших из Шадринского дистрикта 206, и того 505 душ».

Значит,  число дворов в форпосте в период между 1755-60 гг составляло около 70. Очевидно, что это вместе с приписными деревнями, так как и в 1782 г в  самом Карачельском оно не достигло 50 дворов. В конце 18-го века средняя численность двора (семьи, домохозяйства) здесь составляла 11,5 человек. Стало быть, 70 дворов – это не менее  800 человек обоего пола, — столько проживало в форпосте и приписных деревнях во второй половине 50-х годов, лет через  15 после его появления.

Но П.И.Рычков ведь приводит и точное число ревизских душ. Карачельский форпост, основанный в 1743 г, должен был «попасть» под вторую ревизию податного населения, которая проходила в 1744- 1745 гг. Следующая, третья, проводилась в 1762-1763 гг, т.е. уже после публикации «Топографии Оренбургской». Вторая ревизия учитывала лишь мужское население, ибо податной оклад налагался только на крестьян мужского пола. В Карачельском форпосте она зафиксировала их 299 человек. Это – через год (два?) после его заселения. При последующих ревизиях (которые стали учитывать и «слабый пол») выяснилось, что численность женщин на 7-12% превышала число мужчин. То есть лиц обоего пола в форпосте проживало при второй ревизии человек 630.

            «Да после ревизии переехавших…206, и того 505 душ». Это опять про мужчин. Вместе с женщинами будет примерно 1050 чел. Тоже не точно, но более достоверно, чем вычисленное по количеству дворов (там у нас получилось 800 крестьян обоего пола). Эта разница может быть объяснена отчасти тем, что  первопоселенцы заселяли дворы плотнее, чем говорит статистика следующих поколений (избы нужно рубить, это не быстро, вот и приходилось тесниться в одном доме семьям братьев, сыновей, родителей). Напомню, что эти цифры относятся к неназванному году в интервале от 1755 до 1760 г.

В этот же год «приписных деревень девять». Они не перечислены.

В 1771 г академик Паллас проезжал по южному краю территории Карачельского форпоста. В своей работе он пишет о трех деревнях форпоста, которые он осматривал: деревушке у озера Медвецкое («построенной на речке, текущей от востока в сие озеро»), деревне Березовке из 15 дворов и деревне Птичьей (в ней, впрочем, стоит церковь и она должна бы уже тогда именоваться селом). [5]

Отрывочные сведения Палласа о форпосте, между прочим, говорят и о его активном заселении. Число дворов только в осмотренных им трех деревнях превышало 55 (15 в Березовой, 40 в Птичьей, да еще несколько в Медвежьей).

            Возможно, подсчет велся Палласом не скрупулезно, так как в Птичьем в 1782 г зафиксировано только 35 дворов. Академик сообщает и год основания Птичьего – 1752-й. Значит, это поселение вошло в число 9 приписных деревень форпоста, упомянутых Рычковым в «Топографии Оренбургской».

В 1782 г Карачельский форпост это административно территориальная единица Уфимского наместничества Челябинской округи. В него входят:

1. Карачельский форпост (собственно), проживало крестьян 243 мужского пола, 294 – женского, 49 дворов (домохозяйств);
2. Село Птичье 223, 253, 35;
3. Деревня Каменная 195, 212, 36;
4. Деревня Березовая 167, 161, 38;
5. Деревня Медвецкая 144, 134, 27;
6. Деревня Жужгова 141, 157, 27;
7. Деревня Горшкова 133,159, 18;
8. Деревня Убиенная 106,104,18;
9. Деревня Кушминская 96, 89, 14;
10. Деревня Береговая 90,106, 16;
11. Деревня Сажина 84, 59,15;
12. Деревня Березовый мыс 82, 96, 13;
13. Деревня Карандышева 67, 60,10;
14. Деревня Тахтарова 61,75,13;
15. Деревня Петухова 49,44,11;
16. Деревня Большая Дюрягина 48, 80,11;
17. Деревня Калмакова Камышу 35, 40, 8;
18. Деревня Столбова 26, 26, 4;
19. Деревня Воробьева 23, 31, 6;
20. Деревня Дюрягина Малая 16, 18, 4;
21. Деревня Забродина 15, 17, 5;
22. Деревня Каргаполова 9, 10, 2;

Итого, кроме Карачельского, одно село и 20 деревень. Жители вновь образованной деревни Галкиной ревизией 1782 г были не охвачены, но учтены в тех  поселениях форпоста, где они тогда числились. По ревизии 1795 г в д. Галкиной переписано 98 крестьян мужского пола и 126 женского.

А всего Карачельского форпоста и в приписанных к оному  одному селению и в двадцати  деревнях в 1782 г зафиксировано крестьян мужского пола 2145 чел., женщин – 2297 чел. Итого 4442 человек. Количество дворов (домохозяйств) — 388. [4]

Таким образом, если численность населения форпоста за 15 лет (около этого) со второй ревизии до подсчета Рычковым увеличилась с 630 до 1050 человек (в 1, 7 раза), то за следующую четверть века  рост составил 4, 2 раза (с 1050 чел. до 4442 чел.). Количество дворов (домохозяйств) увеличилось  в пять с половиной раз.

В период с 1782 г по 1795 г численность населения здесь увеличилась в 1, 24 раза – до 5515 человек. Этот  рост в большей мере демографический, в меньшей — миграционный. За 13 лет из других слобод переселилось около 30 семей: по указу из Барневской и Шадринской слобод, самовольно – из Таловской слободы Челябинской округи. Тенденция изменилась, это,  видимо, объясняется тем, что лучшие ресурсы уже были закреплены за «староселами», а оставшиеся не привлекали новых. Более того,  в эти годы наблюдается заметный отток из Карачельского форпоста  в другие челябинские слободы, главным образом — в новую Кочердыкскую.

Были и случаи приписки по экзотическим причинам.  В 1783 г к крестьянам деревни Воробьевой был причислен «воспринявший веру греческого исповедания  самопроизвольно  … из татар новокрещен Иван Климантов Воробьев (22 г в 1795 г)». У  него жена Марфа Ефтефьева дочь, 20 лет,  взята в замужество Пермского наместничества  «ис города Шадринска у государственного крестьянина Тараканова», сын Константин (3 г).

В той же деревне проживал Климант Филатов Воробьев (64 г в 1795г), основатель этого поселения, у которого была нормальная (но несколько староватая для Климанта) жена Лукерья Борисова 69 л («умре в 789 г») и  дети Семен 31 г, Мартын 23 г. Почему новокрещен носит их фамилию и отчество главы семьи? Объяснение сюжету приходит на ум  такое: Иван Климантов Воробьев был незаконнорожденным сыном Климанта Воробьева и женщины из татарской семьи.

К деревне Тахтаровой приписан был «отставной от военной службы отпущенной  из оттоманской порты (видимо, из турецкого плена. – Ю.С.) солдат Иван Федоров  Ежеменских», 29л (в 1795г). [4]

Глядя на список поселений форпоста можно сказать, что его земельное пространство процентов на 80 соответствует территории нынешнего Шумихинского района Курганской области.

Во второй половине 18-го века земли Карачельского форпоста граничили:  на западе с Чумлякской слободой, на северо-западе и севере  – с Ново-Пещанской, на северо-востоке с Барневской, на востоке с землями митрополичьего села Воскресенского, на юго-востоке – с Таловской слободой, на юге с владениями ичкинских татар (Могильская волость).

Теперь о географии заселения. Это собственно и является темой исследования. Рычков П.И. писал про Карачельский форпост: «…населен в 1743 году переехавшими из старых Исецкой провинции дистриктов, а по большей части из Шадринска». Про период после второй ревизии ещё более определенно: «…да после ревизии переехавших из Шадринского дистрикта … душ». [12]

Это нужно понимать так: переселенцы, переехавшие в форпост в первые год-два (от основания до ревизии 1744-45 гг), были из «старых» дистриктов:  Исетского, Шадринского и Окуневского, но большей частью, почему-то, из города Шадринска. После ревизии, де, и до второй половины 1750-х годов эта территория заселялась исключительно жителями Шадринского дистрикта, к которому относились  собственно Шадринская слобода (сам город, пять сел и 20 деревень), ведомство Маслянского острога (острог, три села и 22 деревни), ведомство Барневской слободы (кроме слободы, три села и 21 деревня) и Успенский Далматовский монастырь с его владениями (село и 14 деревень).

Это очень полезная информация и, видимо, достоверная, т.к. П.И. Рычков был не каким-то заезжим «борзописцем», а руководителем Географического департамента Оренбургской экспедиции и данными владел. Но: во-первых, как мы выяснили выше, пик заселения территории Карачельского форпоста (от сотен жителей к тысячам) пришелся на 1760-70-е гг, т.е. после подсчета Рычкова. Откуда произошел приток переселенцев в эти годы? Во-вторых, интересно какие именно села-деревни «старых дистриктов» его обеспечили и как этот миграционный поток распределился по форпосту. В-третьих, хорошо бы определиться по конкретным семьям: откуда они пришли, где проживали до переселения.

Пытаясь ответить на эти вопросы, первый опыт автор проделал по селу Птичьему и деревне Сажина Карачельского форпоста. Результат был удовлетворительный. Например, по с. Птичьему: из 35 семей, переписанных здесь ревизией 1782 г,  30 удалось найти в первой ревизии 1719 г. в «старых» Исетских слободах. Речь идет, конечно, о семьях их происхождения. География миграции установлена до уровня сел-деревень: больше половины птичанцев  было из Барневской слободы, около четверти – из Шадринской, две семьи из деревень Окуневского острога. [14]

Данное исследование масштабней на уровень: поиск происхождения производился по всем 388 семьям Карачельского форпоста, зарегистрированным переписью 1782 г. С учетом того, что объектами поиска (для сопоставления семейно-именного состава) являлись не только главы домохозяйств, но и совместно с ними проживающие близкие родственники по мужской линии (братья, племянники), их общее число составило 461 персону.

Надо сказать, что главной целью исследования является не родословие фамилий, а география миграции, хотя и применяются методы и инструменты, типичные для генеалогии. Но если, например, автор ищет, условно, Михаила Климовского, а находит в такой-то  деревне сразу  двух подходящего возраста в разных семьях, — для него это уже результат. Для родословия такая ситуация является проблемой, которую надо «закрывать» изучением дополнительных документов.

Сначала о практике и нормативной базе, касающейся переселенцев. Они значительно изменилась в первой половине 18-го века. Как заселялись Исетские слободы? Слободчику выделялась «великая окружность» земли и позволялось селить на нее «охотников» из разных мест. Приходя к слободчику «охотники» из Великорусских городов сказывались государственными крестьянами или «переведенцами из Казани». Рычков П.И. пишет, что «под вышеописанными званиями нашло туда… множество помещичьих крестьян, про которых узнавая помещики начали производить просьбы об их отдаче их им, и о высылке их на прежние жилища по старинных их крепостях».

Положение стало серьезным: если возвращать всех обратно «без изъятия», то  Исетские дистрикты «могли остаться почти безлюдными». [12]

В 1743 г вопрос об этом был поставлен начальником Оренбургской экспедиции И.И.Неплюевым перед Сенатом и рассматривался в присутствии «Ея Императорского Величества», после чего последовал указ императрицы от того же года. Вот его суть: живущих в Исетской провинции в государственных слободах крестьян, которые первой ревизией 1719 г были положены в подушной оклад, хотя на них и какие-то помещики крепости имеют, «чтобы той провинции не опустошать, которая для Оренбургской губернии весьма нужна», из тех слобод не высылать и никому не отдавать, а быть всем тем крестьянам «в той провинции вечно». Кто же беглый заселился в провинцию после отдания ревизских сказок 1719 г, хотя бы он и записался там в подушной оклад другим путем, тех всех «вывесть на прежние жилища».

Рычков пишет: «По чему и исполняется». В частности, про Окуневский острог, главное поселение одноименного дистрикта (к которому был причислен Карачельский форпост), говорится, что «по просьбам помещиков многие вывезены отсель  на прежние жилища к их помещикам». [12]

Таким образом, к началу заселения Карачельского форпоста (1743 г) этот процесс был уже регламентирован, самовольщина минимизирована. Крестьяне старых Исетских слобод, желающие переселиться, обращались в Оренбургскую канцелярию. Исецкая (Исетская) провинция просуществовала до 1781 года. Указом от 23 декабря Оренбургская губерния была упразднена и образовано Уфимское наместничество, с центром в городе Уфе. После этого (до упразднения наместничества в 1796 г) разрешения на переселение выдавались Уфимской казенной палатой. Это выполнялось, по крайней мере, между 4 и 5 ревизиями было так.

Карачельский форпост после 1781 г стал относится к Челябинской округе (уезду). Переселение внутри округи или внутри форпоста (из одного поселения в другое) должно было иметь разрешение Челябинского нижнего земского суда. Однако в период с 1782 по 1795 гг большинство таких внутриуездных переходов совершались «самовольством» крестьян, что лишь фиксировалось ревизией. Так же, как и довольно многочисленное переселение семей из Карачельского форпоста во «вновь заводимую Кочердыкскую слободу» на Нижне-Уйской оборонительной линии в тот же период.

Заселение земель между реками Миасс и Уй имело и еще одну особенность. Если в заводимые Пышминские и Исетские слободы крестьян (в конце 17-го и начале 18-го веков) завлекали, предлагая разные стимулы (льготный податной период, например), то здесь наоборот: переселенцы брали на себя повышенные обязательства перед государством за право поселиться на новых землях. И это не смотря на постоянные угрозы нападений кочевников: наличие оборонительных линий полностью их не исключало. Так Паллас сообщает о набеге киргизцев на село Птичье Карачельского форпоста в 1759 (?) году.

Вот как пишет Рычков П.И. про заселение слобод Куртамышского дистрикта  (образован в 1745 г), который располагался юго-восточнее Карачельского форпоста, еще ближе к землям кочевников. «Причина к населению оных слобод была та, что из вышеупомянутых трех дистриктов государственные крестьяне просили в Оренбургской губернской канцелярии, объявляя, что на прежних их жилищах имевшиеся земли выпахались, да и довольства в них не имеют столько, чтоб им собственную свою пашню и оброчный хлеб отправлять; и для того просили они, дабы им внутри Уйской линии на порожних местах поселиться, обязуясь в ближние к сим местам крепости, Звериноловскую, Усть-Уйскую и Крутоярскую, на довольствие военных людей, провиант, муку и крупу, и овес всегда, сколько по нарядам понадобится, ставить на своих подводах без прогонов, почему им оный переход и дозволен». [12]

Безусловно, другой причиной переселения из старых слобод стала кабальная приписка в 1756-57 г к Кыштымским заводам Демидова части Барневской слободы и Маслянского острога. Приписанные крестьяне желали от нее избавиться, не приписанные – избавиться от такой возможности в будущем. Удаление от заводских мест было некоторой гарантией спокойного крестьянского жития.

Третье — в Исетской провинции было широко распространено старообрядчество. Для ревнителей древнего обряда переселение на новые земли  – это и удаление от досаждавших им официальных церковных институтов.

Технология исследования простая. Автор сравнивает ревизские сказки крестьян поселений Карачельского форпоста конца 18-го века с аналогичными ревизиями старых слобод Исетской провинции начала века 18-го. То есть следуем «наводке» П.И.Рычкова.

Доступны данные 1-й ревизии Исетских слобод (тогда они относились к Тобольскому уезду Сибирской губернии)  1719 г  [10] и ревизии крестьян Карачельского форпоста 1795 г, в которой имеется роспись по состоянию на 1782 г [4].

Объектами сравнения являлись главы домохозяйств Карачельского форпоста (как правило, это старшие по возрасту мужчины) и совместно с ними проживающие их братья. По фамильно-именным, возрастным и семейно-составным признакам отыскивались семьи их происхождения в первой крестьянской ревизии. Если возраст главы домохозяйства в 1782 г был меньше 63 лет, значит, объектом поиска становился его отец.

Учитывались и косвенные показатели. Например, компактность проживания семей-однофамильцев расценивалось как вероятный признак их родства. Преобладание в поселении выходцев из одного села также влияло на выводы автора в спорных ситуациях.

Сложности, с которыми пришлось столкнуться, типичны: деформации фамильно-именных данных при ревизиях  и расшифровке списков; вольное указание в них возраста; отсутствие в списках первой крестьянской ревизии служивого люда (в том числе детей рекрутов). В тех случаях, когда главой домохозяйств в ревизии показаны вдовы, крайне трудно найти семьи происхождения их мужей (умерших до 1782 г), так как в лучшем случае указано лишь его имя. Мало шансов (при анализе доступных документов) найти «семьи исхода» у молодых глав домохозяйств (которым в 1782 г было меньше 40 лет), потому что часто во время первой ревизии их отцы еще не родились.

Поддержку исследованию оказывал тот фактор, что распространенность однофамильцев в 1719 г была низкой. Пожалуй, только две фамилии создали трудность по этой причине (Брюхановы и Курбатовы).

В «тяжелых» случаях в зону поиска включались переписные книги Тобольского уезда 1710 г по Исетским, Пышминским и другим слободам [9;8]; перепись С. В. Шахаева беглых крестьян слобод Верхотурского уезда, проживающих в Тобольском уезде, 1694 года [6]; именные списки драгун Тобольского полка. 1700 г [7]; переписная книга Кунгурского уезда  1703 г [11] и другие источники.

Однако, данные по другим (не Исетским) слободам помогли мало. Лишь по 6 семьям сделано осторожное предположение, что они пришли из «чужих» слобод (по 2 семьи из Юрмыцкой, Суерской слобод и Кунгурского уезда).

Итоги исследования такие. Из 388 домохозяйств, зарегистрированных в 1782 г в Карачельском форпосте ревизией, не установлено происхождение 60 семей. Это 15,4%, вполне удовлетворительный результат для такого проекта. Он позволяет сделать обоснованные выводы. А они такие: 161 семья жителей форпоста имела свое происхождение из  Шадринской слободы (41,5 % ). Наибольший вклад в заселение форпоста внесли с. Сухринское (оттуда 45 семей), д. Кайгородская (28 семей), д. Иванищевых (18), д. Воробьева (12). д. Синитцкая (10), д. Мыльникова (9), д.Погорельская (7), д.Замараева (7), д. Чувашева (6).

            Суммарно 70 семей были выходцами из поселений Сухринского прихода (село Сухрино, деревни Синитцкая, Воробьева, Ивочкина) – 18% от всех дворов форпоста.

Барневская слобода была родной для 80 крестьянских семей Карачельского форпоста (20,6% от общего количества). 16 из них имели корни в с. Полевском, 14 – в с. Кабаньем,  12 – в д. Черемиской,  11 – д. Деминой, 10 – с. Макаровском.

Выходцы из Маслянского острога составляли в форпосте 19 семей.

Таким образом, Шадринский дистрикт  представляли в этой новой административно-территориальной  единице Зауралья 67%  семей.

Так как  часть семей выделилась и обособилась  уже проживая в форпосте, а также того факта, что миграционная история 15%  семей  не установлена, правильно сказать осторожней: в 1782 г около  2/3 семей, населявших Карачельский  форпост, – это выходцы из Шадринского дистрикта. Внимательные феминистки могут упрекнуть: автор определяет происхождение семьи по пунктам «исхода» мужской ее части. Да, это так.

Из самого города Шадринска (Шадринского Архангельского городка) переселилось только 4 семьи. Фразу П.И.Рычкова «переехавшими … по большей части из Шадринска» не следует принимать буквально, он говорил о Шадринской слободе. Любопытно, что из Далматово и деревень этого монастыря, тоже относившихся к Шадринскому дистрикту, переходов в Карачельский форпост не усматривается.

Другие Исетские слободы  «поставили» новой территории  65 семей  (16,8,%), а именно:  Красномысская – 9,  Окуневский острог – 14, Ново-Пещанская – 14,  Миасская – 7, Крутихинская – 13, Терсяцкая – 3, Мехонская – 1, Теченская – 2, Исецкая – 2. Другие не Исетские – 6 семей.

В некоторых деревнях форпоста выходцы из одного поселения составляют значительную часть: в деревне Каменной переселенцы из с. Сухринского занимали 10 дворов из 36, в д. Жужговой  (27 дворов) — 11 дворов переселенцев из д. Кайгородской.  Почти все (6 семей из 7)  выходцев из Миасской слободы проживали в д. Кушминской. Пять из 7 семей переселенцев из Шадринской д. Замараева поселились в д. Горшкова Карачельского форпоста. В с. Птичьем заметна была барневская «диаспора» (23 двора из 35), в т.ч.:  7 дворов из с. Полевского, 9 из с. Кабаньего. Десять из 13 семей  переселенцев  Крутихинской слободы проживали в самом Карачельском. При этом, видимо, у них существовала некая земляческая солидарность:  из 10 семей карачельских крутихинцев, 8 дружно и  самовольно переселились в д. Малую Дюрягину того же форпоста в 1783-84 гг.

Компактность расселения земляков, очевидно, была связана и с общностью в вероисповедании. В приходе села Сухринского старообрядческий раскол завелся  и укоренился ранее других в Шадринском уезде — в первой четверти 18-го века. Позднее он охватил д. Замараеву и с. Полевское (Барневская сл.). [3]

Поселения форпоста, где стали проживать  выходцы из этих сел-деревень,  были охвачены расколом вполне.   Число староверов-поморцев, например, к концу 19-го века  в Каменной волости составляло около 600 чел., в Птиченской волости – около 250 чел. [13]

Кроме учения поморцев здесь развилось и старообрядчество часовенного толка. Вот строки из статьи в Екатеринбургской епархиальной газеты за 1901 г. «Поморцы с. Каменного Челябинского уезда, имеющие опытного начетчика, некого Ивана Осипова  из деревни Забродиной, своими издевательствами над «часовенными» вынудили их выписать для своей защиты часовенного начетчика из Верхнейвинского завода крестянина А.А-ва. И 2 февраля сего года у них состоялась беседа в с. Каменном. В крестьянской избе собрались человек 80 старообрядцев». [1]

Интересно, что разные семейства исповедовали различные философии расселения. Например, Кожевниковы из с. Кабанье Барневской слободы, заселившись в село Птичье и ближнюю к нему деревню Сажину, так в них и жили, увеличивая число своих дворов. Другой пример: Дюрягины, переселенцы из с. Сухринского Шадринской слободы. К 1782 г они расселились по 5 поселениям форпоста, причем, две деревни были наречены по их фамилии: Большое Дюрягина и Дюрягина Малая. В Большой Дюрягиной проживали одним двором братья Лаврентей Михеев  (69 лет) и  Иван Михеев (53 года) Дюрягины. В д. Кушминской  у них два двора: Леонтея Михеева Дюрягина (65 лет) и   Тихона  Михеева  Дюрягина (63 г). В д. Каменной дворы сыновей Ивана Дюрягина:  Василия (41 г), Кондратия (49 л) и Прохора (34 г). В д. Малой Дюрягиной двор Григория Иванова Дюрягина (43 г). И, наконец, в д. Петуховой двор Ефтефея Леонтьева  Дюрягина, 34 лет  (в 1811 г имя записано уже «Сертефей»).

Находим в списках крестьянской  ревизии по шадринскому селу Сухринскому эту семью в 1719 г: «Во дворе Петр Андреев сын Малцов сказался 50 лет. У него на подворье живет крестьянин Михей Осипов сын  Дюрягин 45 лет, у него дети Иван 9 лет, Лаврентий 6 лет, Леонтий 3 лет. Тихон полугоду». [10, л. 630]

Итак, из прописанных в 1-й ревизии четырех сыновей Михея, трое (Лаврентий, Леонтий и Тихон) присутствуют в сказке 1782 г налицо. Редкий случай: возраст отражен  точнейшим образом. Возраст Ивана Михеева из д. Большая Дюрягина (53 г в 1782 г)  говорит, 1) что он родился после первой ревизии и стал вторым Иваном в семье; 2) он не мог быть отцом «Ивановичей»  Василия (41 г), Кондратия (49 л) из д. Каменной, и Григория (43 г) из д. Малой Дюрягиной. Очевидно, они сыновья Ивана старшего (которому в 1719 г было уже 9 лет). А вот отцом Прохора Иванова Дюрягина (д. Каменная, 34 г) Иван Михеев-младший быть мог. Впрочем, как и Иван Михеев-старший. Но это уже проблема тех, кто будет «раскапывать»  род Дюрягиных основательно. Петуховский Ефтефей (Сертефей) – конечно сын Леонтия Михеева Дюрягина.

Деревня Галкина Карачельского форпоста четвертой ревизий 1782 г охвачена не была. Видимо, она образовывалась  как раз в этот период, официально еще признана не была и ее первые поселенцы были учтены сказкой  там, где они платили подушной оклад. Википедия указывает год её основания – 1776 г. Очень похоже. Основали Галкину выходцы из Ново-Пещанской слободы. Из 7 дворов в 1795 г пять дворов было Леготиных  из д. Юрикова той слободы.  Старшие из них — братья Прокофей, Галактион и  Алексей сыновья  Ларионовы  Леготины, жившие одним двором. Не знаю, как сейчас жители  объясняют происхождение названия своего села, но, по моему разумению, нарекли его по простонародному произношению имени первооснователя  — Галактиона Леготина. «Деревня Галки Леготина, Галкина».

Вот из каких мест пришли носители других фамилий, распространенных в нынешнем Шумихинском районе (правопреемнике Карачельского форпоста). Воробьевы из д. Воробьева Шадринской слободы, Голубчиковы из с. Кабанье Барневской слободы, Горшковы из с. Полевского Барневской сл., Денисовы из с. Макаровское и д. Батурина Барневской сл., Жихаревы из с. Кабанье Барневской сл., Камарские из Шадринской сл. (дд. Кайгородова и Иванищевых), Карандышевы из с. Сухринское (Шадр. сл.), Костромитины из д. Кайгородова (Шадр. сл.), Косых из д. Погорельская (Шадр. сл.), Летуновы из д. Замараева (Шадр. сл.), Мехонцевы из Крутихинской сл. д. Любимова, Мякушкины, Олоховы  из с. Сухринского (Шадр. сл.), Санбурские (Самбурские) из Барневской сл., дер. Демина, Серебренниковы из д. Коврига Красномысской сл., Соловьевы из д. Бакалды Барневской сл., Стариковы из с. Полевского (Барнев. сл.), Суворовы, Суетины  из д. Кайгородова (Шадр. сл.), Табуевы – д. Мыльникова Шадринской сл., Чирухины – из Уксянского села Крутихинской слободы , Юговы — Ново-Пещанская слобода, д. Прошкинская.

Неожиданная трудность возникла с такой распространенной фамилией, как Забродин. Дмитрей Родионов Забродин  (67 лет в 1782 г) – основатель деревни Забродина. В Исетской провинции Забродины встречаются в переписи 1710  г только в Маслянской слободе, большей частью среди отставных драгунов и действующих. Первой крестьянской ревизией они не охвачены, а ревизия служилых людей  пока не доступна.   Присутствует несколько Забродиных в именных  списках драгун Тобольского полка, 1700 г. [7]

Там есть и фамилии других жителей форпоста, не найденные в крестьянских сказках: Сапожниковы,  Колковы,  Власовы, Черкашенины (Черкасовы),  Лукины,  Толмачевы, Кокорины. Но драгуны, увы,  переписаны  без  отчества, возраста и состава семьи.

Не найдены и корни фамилии Дьячковых – более типичной для служивого люда, нежели крестьянства.

Столбовы – основатели одноименной деревни, в Исетской провинции переписями не регистрировались. Единственная подходящая комбинация выявлена в  переписи 1703 г  с. Покровского Кунгурского уезда   [11, л.110], но уверенности в том, что это «наш» Столбов, нет.

Таким образом, выводы следующие:

1.Заселение Карачельского форпоста происходило динамично в период между  1743 – 1782 гг. Пик роста численности населения пришелся на 60-е – 70-е гг (в среднем около 17% в год; в предыдущий период около 11% в год).  В 1782-1795 гг рост обеспечивался главным образом рождаемостью (при небольшой миграционной поддержке) и составил  9,5% в год в среднем. Тогда же фиксируется некоторый отток  населения в новые слободы, что, видимо, говорит о завершении активной фазы заселения.

2.Процесс заселения территории форпоста происходил не явочным способом, «по прибору» слободчика, как это было в Пышминских и старых Исетских  слободах, а заявительным порядком с разрешения губернских административных органов.

3.Данное обстоятельство обеспечило  заданные государством административные границы территории «исхода»  переселенцев – старые Исетские слободы, к тому времени уже перенаселенные.

4.Исследование установило, что сообщенные П.И.Рычковым сведения о географии переселения в Карачельский форпост в 1740-е – 50-е гг, распространяются и на весь период активной фазы заселения – до 1782 г. А именно, миграционная история практически всех семейств форпоста указывает на их происхождение из старых слобод Исетской провинции, причем около 2/3 семейств – из Шадринского дистрикта (Шадринской, Барневской слобод и Маслянского острога). Не установленные миграционные истории (и несколько установленных предположительно с иной локализацией) не могут существенно повлиять на этот вывод.

5.Установлена миграционная история 85% семейств (домохозяйств), населявших  Карачельский форпост в 1782 г, с указанием поселений и семей «исхода». Причем,   в 80 % случаев (от количества установленных) степень достоверности выводов  автором оценивается, как высокая; в 20% случаев выводы сделаны, как предположения. АНАЛИТИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ ВЫЯВЛЕНИЯ МИГРАЦИОННОЙ ИСТОРИИ и Алфавит фамилий Карачельского форпоста и его деревень 1782 г  смотрите по этим ссылкам.

Выражаю благодарность руководителю консультационного  пункта УИРО в Челябинске Матвею Сергеевичу Кондакову за методическую и практическую помощь по теме работы.

Источники:

1.В области раскола. Екатеринбургские епархиальные ведомости  №16 от 16 августа 1901 г. стр.735-737

2.Географический лексикон Российского государства… собранный Федором Полуниным:-М., 1773;

3.Обозрения Пермского раскола так называемаго «старообрядчества», составлено А.П., Санкт-Петербург, типография духовного журнала «Странник», 1863;

4.Оренбургская казенная палата — Электронный архив  «Ревизские сказки» — перепись населения Уфимской и Оренбургской губерний за 1795-1858 годы  ЦГИА РБ ф. И-138;

5.Паллас П.С. Путешествие по разным местам Российского государства… Ч.2. Кн.2. 1770 г:- С.-П-г, 1786;

6.РГАДА. Ф. 210. Оп. 6ж (Денежный стол). Д. 253. Лл. 83 – 141 об.;

7.РГАДА, Ф. 214, Оп. 1, Д. 1248;

8.РГАДА. Ф.214. Оп.1. Д.1524. Лл.1-384;

9.РГАДА. Ф.214. Оп.1. Д.1525. Лл.1-620;

10.РГАДА, Ф.214, Оп. 1. Д 1587;

11. РГАДА  ф 214 оп 1 дело 1373;

12.Рычков П.И. Топография Оренбургской губернии. Сочинение 1762 года. 1887г;

13.Сляднев М.И. Старообрядчество на Южном Урале http://samstar-biblio.ucoz.ru/publ/46-1-0-58

14. Сухарев Ю.М. Первые поселенцы села Птичье и деревни Сажина Карачельского форпоста http://sukharev-y.ru/%d1%81%d1%83%d1%85%d0%b0%d1%80%d0%b5%d0%b2-%d1%8e-%d0%bc-%d0%bf%d0%b5%d1%80%d0%b2%d1%8b%d0%b5-%d0%bf%d0%be%d1%81%d0%b5%d0%bb%d0%b5%d0%bd%d1%86%d1%8b-%d1%81%d0%b5%d0%bb%d0%b0-%d0%bf%d1%82%d0%b8%d1%87/#more-5642

15.http://myaktobe.kz/archives/37666