Сухарев Ю.М. «Колчеданское восстание» 1921 года

В  начале зимы 1920 года из Екатеринбурга  в село Колчедан Каменского уезда  были перемещены окружные курсы инструкторов допризывной подготовки и спорта Приуральского военного округа. Расположились они в зданиях  Колчеданского Покровского женского монастыря, сильно потеснив сестер обители. Основная часть монашествующих и послушниц к тому времени была уже включена в сельхозартель  «Возрождение», в которую вошли  и миряне (многие проживали здесь же).[1]

           

«Мы в Колчедане. Это очень большое и богатое волостное село. В центре — большая кирпичная школа. Напротив — женский монастырь с широким двором, в котором прочные деревянные постройки. Все в монастыре сделано добротно, продуманно, богато и по-хозяйски. В монастыре и помещались Уральские окружные спортивные курсы допризывников»[2] — писал в мемуарах историк белого казачества, эмигрант, полковник Ф.И.Елисеев[3], служивший преподавателем в этом заведении в 1921 г.

В монастырской трапезной был устроен спортзал.

«Что касается военной подготовки, то она была направлена на то, чтобы подготовить инструкторов для обучения допризывников по так называемой 96-часовой программе, включающей в себя минимум военных знаний оружия и воинского строя. В основе этой программы стояли бой и подготовка к бою».

Лыжи, легкая атлетика, тяжелая атлетика, фехтование на эспадронах и штыке, плавание, велосипед – вот те виды спорта, которые стояли в программе. Занимались также боксом, борьбой. «Как только выпал снег начались ежедневные лыжные пробеги по часу-полтора. Каждый день при любой температуре. Бывало выйдешь на двор — холод аж дыхание спирает, а к концу тренировки так разогреешься как-будто лето стоит. Перед выпускными экзаменами был звездный пробег на 50 км. 25 км в одну сторону. Там час отдыха, завтрак и обратно 25 км»[4].

Курсантов было до 400 человек. Сюда  входили и два взвода сельских учителей и учительниц — будущих преподавателей гимнастики  в школах.

с.Колчедан, нач. 20 в. Фото из архива Романа Зыкова

Администрация курсов, преподаватели и инструктора сплошь состояли из бывших  офицеров Белой армии, в меньшей степени – профессиональных спортсменов и тренеров. Только полковников-белогвардейцев было не меньше четырех — М.И. Дьячков (во время гражданской войны служил в азербайджанской армии),  Головачев (армия Колчака, Шадринский пехотный полк),  В.Н.Богаевский (казачий войсковой старшина с Дона), Ф.И.Елисеев (войсковой старшина-кубанец). «Нас теперь здесь оказалось около 15 человек офицеров, чиновников и казаков белых армий»[5], писал преподаватель гимнастики Колчеданских курсов полковник Елисеев Ф.И..

Елисеев Ф.И., полковник (войсковой старшина)

Военные после пленения прошли через советские лагеря, но были  в них не продолжительное время. В конце 1920 г  офицеров-белогвардейцев (и генералов)  свозили в Екатеринбург эшелонами и распределяли по учреждениям, порой — довольно престижным (в штаб военного округа, например). Конечно, они оставались врагами Советов. Их убеждения подпитывались и  обстановкой (голод, разруха, в которых винили новую власть, продразверстка на селе), и недовольством населения всем этим.

Кроме начальника курсов, все инструкторы и курсанты жили по крестьянским хатам в Колчедане и в ближайших селах. Например, Ф.Елисеев и В. Богаевский жили в д. Соколовой.  То есть они находились в крестьянской среде, в своем подавляющем большинстве настроенной в тот период анти-большевистски. Причина таких настроений: продразверстка и неурожай 1920 г, для многих – голод. С февраля до лета 1921 г в соседнем Шадринском уезде бушевало крестьянское восстание. Это ли не показатель политических настроений крестьянства? Федор Елисеев отразил эту атмосферу в своих записках.

Очень пестрым был состав курсантов. Среди них – воевавшие за Колчака, выходцы из состоятельных слоев населения – те, кому новую власть любить не за что.

Боровиков Андрей Федосеевич, в последствии — инженер-полковник, кандидат технических наук, преподаватель академии им. Жуковского, а в 1920-21 гг — курсант Колчеданских курсов, в мемуарах, написанных уже в «перестроечный» период (а опубликованных только сейчас), задает вопросы и дает поразительный ответ. Он же сообщает, что тогда, по тем или иным причинам, был арестован почти весь партийный и комсомольский актив курсов. «Почему курсы перевели в глухую деревню? Почему обезвредили актив? Ответ на эти вопросы я получил лишь после окончания курсов». Вот его ответ: «Готовилось восстание и в Западной Сибири. Наши курсы должны были дать командный состав повстанцам»[6]. Это вывод очевидца на основе личных наблюдений и ощущений. Мы этот вывод не принимаем за догму, но держим в поле зрения.

27 марта 1921 г. с. Колчедан. Курсы инструкторов допризывной подготовки и спорта. Олимпиада. Группа Всеобраза.

В  центре с повязкой на голове Р.Плуме, начальник курсов. Вот как объясняет эту повязку Боровков, тогда — курсант. «Эта же жена француженка (жена Плуме. — Ю.С.) явилась причиной вражды Плуме с его помощником по строевой части штабе капитаном Тарутиным, едва не закончившейся драмой.Был спортивный вечер, в программу которого входил показательный бой «штык и сабля». Сабля была в руках Плуме. Штык у Тарутина. Судьей на площадке был я. Меня удивило, что вместо эспадрона у Плуме в руках была настоящая сабля, а у Тарутина ни больше ни меньше как настоящая винтовка со штыком. Это не положено, но с начальством не поспоришь, И я объявил бой. Сначала все шло чин чином, показательный бой это нечто вроде демонстрации различных форм атаки и отражения ударов. Так оно и было. Но постепенно бой принимал все более и более яростный характер. Наконец Тарутину удалось нанести Плуме удар прикладом сверху. Спасибо маске, верхний обод которой принял на себя всю силу удара. Роберт Иванович зашатался и чуть не падая оперся о рояль. А Тарутин взяв винтовку на перевес двинулся к противнику, тяжело по-медвежьи шагая, и, не сводя глаз, стал отводить винтовку назад для пущего размаха. Не знаю запорол бы Тарутин своего начальника или нет, но вид у него был устрашающий. Я сбоку кинулся на винтовку и громко закричал -«Штык победил!» Надо было видеть лица бойцов после того, как они сняли маски.
Фото предоставил Роман Зыков, потомок колчеданского фотографа, сделавшего это фото.

Оборотная сторона фото.

То, что в Колчедане атмосфера для белогвардейцев была благоприятной, с удовольствием сообщал Ф.И.Елисеев. «Начальник курсов Плюм на второй день, собрав всех инструкторов и строевых начальников, представил нас как «инструкторов спорта», пояснив, что оба «полковники Белой армии». Услышав это, все крепко жали руки, глядя нам прямо в глаза, кроме двух-трех человек, пожавших руки молча. То были коммунисты, ротные командиры из унтер-офицеров»[7].

Интересная фигура – начальник курсов Роберт Иванович Плуме — латыш из Риги, (1897-1956). Универсальный спортсмен, начавший карьеру еще до 1-й Мировой войны. Был чемпионом России по велогонкам. Участвовал в соревнованиях по боксу и многим другим видам спорта. На короткой ноге был с руководителем Спортинтерна  т. Подвойским. Руководя Колчеданскими курсами,  имел статус командира дивизии. Вернувшись  в Латвию в 1922 г,  участвовал в Олимпийских играх, представляя эту страну. Затем возглавлял спортивные федерации Латвии и Олимпийский комитет страны. Во время нацистской оккупации он возглавлял Латвийскую ассоциацию спорта и физической культуры. При освобождении Латвии советскими войсками, покинул страну, жил в Австрии и Канаде, где и умер в 1956 г[8].

Роберт Плуме

Вот как описывает его Ф.И.Елисеев встречу с начальником курсов, приехавшим  в общежитие плененных белогвардейцев: «На второй день прибыл Плюм. Молодой человек не старше 25 лет, выше среднего роста, стройный, приятный, с хорошими манерами, с подкупающей улыбкой свежего лица и голубых бездонных глаз северного народа. Он эстонец (на самом деле латыш.-Ю.С.), студент из Петрограда, где у него живут мать-вдова и сестра. Он в шинели и в фуражке безо всяких «красных отличий» на них. Он знал, кто мы.

— Я беспартийный. И ненавижу коммунистов. Вам у меня будет житься хорошо. Прошу мне верить, — закончил он». Под стать ему и помощники. «Вся администрация: Роберт, его два помощника и адъютант — были между собой на «ты», были очень дружны и при нас с Богаевским вели самые непринужденные разговоры о красной власти, критикуя ее»[9].

Роберт Плуме

Комиссар курсов был человек по фамилии Илюкович. Вот как его характеризует кубанский полковник Елисеев. «Комиссаром курсов был бывший студент из Екатеринбурга, молодой человек с красивыми, печальными глазами. Мы заметили, что он избегал встречи с нами, и видели его только мельком. Из города, в гости к нему, приехала сестра-курсистка, стройная, красивая девушка. Здесь он пригласил нас на чай, познакомились, и он рассказал свою историю. Отец офицер, погиб на войне, средств к жизни у матери-вдовы нет… сестре надо учиться, чтобы обеспечить жизнь матери и учение сестры — он «записался в партию». Просил его понять, почему он избегал встречи с нами. Сестра слушала молча».[10]

Комиссар с красивыми печальными глазами был не так прост. З марта 1921 года он доносил начальнику окружного Управления Всевобуч ПРИУРВО. «Заступив в должность Военкома курсов мне членами Сельсовета сделано было заявлений на зав.клубом Бабкина, в котором указалось: что Бабкин занимающий должность зав.клуба и коменданта с. Колчедана и волости проявил активную деятельность при белых. Согласно сделанного заявления мною был сделан протокол дознания, с лиц указанных в заявлении в качестве свидетелей. При чем было сообщено, что сельсоветом, а также и отдельными личностями б. Военкому Назарову неоднократно было об этом говорено, устно и письменно, но несмотря на это, мер им принято не было. Мною Бабкин с занимаемой должности смещен и препровожден в Особый отдел В.Ч.К. При совтрударме 1. Кроме того, во время ареста, священника Коровина села Колчедана, Народным судьей Колчеданского уезда, обвиняющегося в контр-революционной деятельности при обыске упомянутого священника найдено семь удостоверений,  выданных попадье Назаровым на право поездки во все концы Екатеринбургской губернии. Означенные удостоверения нар.судьей направлены в Камено-Уральское Бюро Политбюро что и сообщается вам для сведения».      Военком Илюкович. Секретарь Беляев».[11]

Было ли это работой по зачистке в Колчедане «красного» актива, реальной борьбой с «контрой» или комиссарской междоусобицей?  Наверняка мы этого не знаем. Но Илюкович проиграл. «Что случилось потом, мы не знали, но он был снят с должности скоро и куда-то уехал». Он был заменен тем же Назаровым.

Павел Назаров (объективно) информировал Каменское политбюро о том, что Плюме  «продвигал кадровых военных на должности преподавателей, а выдвиженцев РКСМ «зажимал» — «Мне они не нужны». Донесение о «контре» на курсах Всеобуча ушло в политбюро в апреле месяце.[12]

Между тем в это время замысел восстания  активно прорабатывался офицерами курсов и местным крестьянством, о чем, Назаров, по-видимому, не знал.

Не враз учуял белогвардейскую смуту и Бодунов Феофилакт Александрович,  имевший в ГубЧК кличку «Православный». В то время он занимал должность заведующего по организации артелей в монастырях губернии. Колчеданский монастырь и сельхозартель при нем — один из его объектов, и он здесь бывал и имел квартиру в селе. В конце апреля он сообщал в ГубЧК всякую мелочёвку о нестроениях  в колчеданской артели, а о курсах лишь общие подозрения.

«Кроме того, имеется подозрение, что начальник курса тов. Плюмэ имеет связь с подозрительными личностями с заимки Ачукуль принадлежащей ранее Колчеданскому монастырю, с 8/4-1921 г. по 17/4-1921 г. проживался в Колчеданском монастыре с Ачакульской заимки некто Михаил Филадельфович Медведчиков, а с ним приезжал из той же заимки агроном из татар Кусаил и монашка Августина. Кусаил и Августина уезжали вместе почти с Плюмой в г. Екатеринбург. Из Екатеринбурга Августина вернулась в Колчедан и живет по сие время в Колчедане, а Кусаил и Михаил вернулись на заимку и ведут переписку между собой, но писем перехватить не удается. В настоящее время с 20/4-1921 г. Плюмэ уехал в Петроград, будто бы провожать мать и сестру в Ригу и по другим служебным делам, а вместо Плюмэ заместителем остался тов. Науров, беспартийный, сторонник Плюмэ и Бондаренко. А Бондаренко в скором времени обещает монашкам хорошую счастливую жизнь для монашествующих»[13].

Феофилакт Александрович (ок.1870 г.р.), имевший домашнее образование, с 1894 г до 1918-го служил псаломщиком на единоверческих приходах церквей В-Исетского завода, сел Ольховско-Озерского и Горскинского  Шадринского у., Яланского с. Камышловского у.[14]

В 1918 г он пришел к епископу Екатеринбургскому Григорию (Яцковскому) и попросил благословления на… вступление в партию большевиков. Осторожный владыка уклонился от этого, порекомендовав Бодунову изучить задачи партии. После возвращения Советской власти на Урал в 1919 г Бодунов, уже как работник губернского исполкома, приходил еще к епископу по разным поводам. В это время он   работал по заданиям  ГубЧК (о чем умный владыка Григорий догадывался).[15]

Что же просмотрели комиссар Назаров и агент Бодунов?  Лучше всего об этом расскажет Федор Елисеев, полковник и преподаватель гимнастики на  Колчеданских курсах. Мемуары он писал в 1941 г, в эмиграции, в Индокитае. «Ко мне пришел старший из казаков, урядник Лопатин, и с тревогой сообщил:

— Владимир Николаевич (Богаевский . – Ю.С.) замышляет восстание против красных. Он с Голованенко каждое воскресенье ездит в соседнее село на совещание с крестьянами, чтобы поднять восстание. Иван неумный казак, но бодрит полковника. Прошу Вас, Федор Иванович, принять меры и отговорить их обоих от этой затеи, иначе мы все погибнем здесь.

Выслушав все, веря этому очень серьезному старому служаке, я вызвал своего друга на откровение. Он ничего не скрыл от меня, сказав:

— Секретные собрания бывают, в следующее воскресенье их приглашают вновь; от меня же скрыл, чтобы самому убедиться — насколько это серьезно?

— Каков ваш план? — спрашиваю.

— Напасть на курсы, перебить коммунистов и забрать все оружие курсов, где, по сведениям, находится до 400 винтовок, — отвечает он.

— А потом? — рублю ему.

— Потом?.. Потом установить свою власть и ждать.

— Дорогой Владимир Николаевич!.. На второй же день сюда прибудут из Екатеринбурга красные бронепоезда и разобьют вас в тот же день. Запомните, что крестьяне не пойдут в леса. У них семьи, хозяйства. Ну а будут раненые — куда денете вы их? Чем будете перевязывать? Заголосят бабы, и мужики из своих сел никуда не пойдут! Я в это дело совершенно не верю и прошу оставить «заговор», как дело безнадежное, — закончил я.

Но он остался при своем мнении, обещав быть лишь осторожным и ждать весну. При этом вдруг наивно заявил:

— А если нас разобьют — мы уйдем на Дон.

— Из Шадринского уезда Екатеринбургского округа, с пешими крестьянами, через всю красную Россию да на Дон? — горько усмехнувшись, ответил ему и просил посмотреть на географическую карту, где находимся мы и где Дон».[16]

На этой почве у них произошла размолвка и Елисеев, порицая эту затею, сосредоточился на побеге в Финляндию (которая ему и  удалась летом 1921 г).

Лидером заговорщиков, получается, был Богаевский Владимир Николаевич. Он  родился. в Области Войска Донского. Окончил Новочеркасское казачье училище в 1911. Участник Первой мировой войны,  во время революции и Гражданской войны офицер 10-го Донского казачьего полка. В Донской армии в 4-м Донском корпусе. Войсковой старшина, полковник. Взят в плен в апреле 1920 г, находился в лагерях Ростова, Екатеринодара, Костромы, Москвы и Екатеринбурга, 1 сен. 1920 передан из  Кожуховского концлагеря в резерв МВО, в 1921 г – в Колчедане, преподаватель фехтования (в Варшаве окончил окружные гимнастическо-фехтовальные курсы в мирное время). Елисеев писал: «Мы с ним очень подружились. Жили как братья. Он умный, рассудительный, огорченный судьбой — ко всему относился поверхностно».[17]

«Урядник Голованенко из писарей, выше среднего роста, подбористый, молодецкий, красивый был казак. Даже щегольски одет во все казачье в те месяцы. Ненавидя красную власть, он легко поддался влиянию полковника Богаевского».[18]

По данным  следственного дела, Голованенко родился в Якутии в 1979 году[19]. Почему-то  Елисеев называет его урядником, т.е. унтер-офицером. Между тем по следственному делу генерала А.П. Перхурова он проходит, как Голованенко Василий Родионович — подполковник, казначей военных курсов. Перхуров показывал, что  с Голованенко был знаком с момента отступления из-под Омска. Тот командовал полком в корпусе Каппеля. Затем плен, лагеря в Челябинске и Миассе.[20]

 Голованенко сначала был назначен преподавателем тактики в школу в Колчедан, а хатем казначеем там же.

В верхушку заговорщиков входил местный крестьянин Казанцев Василий Яковлевич, 1877 г.р., уроженец д. Камышевка. Точнее, Камышевка была выселком д. Бурнина, в приходе с. Колчеданского. Он был председателем кустарной артели.[21]

Еще один активный заговорщик — И.П. Калинин,  инструктор по французской борьбе. Он из Екатеринбурга, «старый цирковой борец, добряк, цель которого — привезти из города «кое-что», обменять все у крестьян на муку, масло, яйца и содержать семью, проживающую в Екатеринбурге», писал Елисеев.[22]

Как увидим, не только эти насущные проблемы тяготили Калинина.

Казанцев и Калинин имели связь с вооруженной бандой зеленых, расположившихся в лесу возле с.Травянского.  В обвинительном заключении по делу Перхурова так сформулированы действия группы. «Все они — Голованенко, Казанцев и Калинин, а также войсковой старшина Богаевский вербовали людей и поддерживали связь со всеми как противосоветскими группами, так и бандами зеленых и дезертиров, рассыпанным по окрестностям в результате [разгрома] армии Колчака. Собрания активных руководителей подготовлявшегося восстания происходили у Казанцева.

Для осуществления плана действий решено было захватить в г. Колчедани (на этом процессе село Колчедан ошибочно именуется городом Колчедань.-Ю.С.) склад с оружием на курсах, где Богаевский и Голованенко состояли на службе — первый в должности преподавателя фехтования, а второй — казначея, и в дальнейшем захватить Каменск, ст. Богданович и Камышлов. На квартире у Богаевского Калинин говорил на собрании, что в Каменске есть семь пулеметов, 2000 винтовок на одном из складов. Поэтому решено было в первую очередь занять г. Каменск».[23]

Богаевский сообщал впоследствии следствию: «Захват ружейного склада на курсах мы предполагали произвести свободно, потому что караул был малочисленный и несостоятельный. Означенная операция облегчалась еще тем обстоятельством, что бывш. заведующий оружейным складом Головинов Евстафий жил на одной квартире с Богаевским (в д. Соколовой. –Ю.С.) и в деле организации был посвящен».[24]

Заметим, что эти показания, данные подследственными в советской тюрьме, нисколько не противоречат воспоминаниям Федора Елисеева о намерениях заговорщиков. Его воспоминания были записаны в Индокитае через 20 лет после событий, совершенно свободно.

В первой декаде мая месяца в окружение заговорщиков были уже внедрены осведомители. Одним из них был Феофилакт Бодунов, которому, впрочем, еще не доверяли  вполне. 9 мая 1921 г уполномоченный Каменского политбюро С.Гусев сообщал в Екатеринбургскую  губчека о планах колчеданских бунтовщиков  поднять восстание «25 мая по старому стилю».[25]

Дата, видимо, была выбрана с учетом посевной кампании, которую крестьяне заканчивали к началу июня.

Чем ближе к часу  икс, тем острее приходило к заговорщикам понимание: опыта организации не хватает. Богаевский сообщал, что он присутствовал на собрании в квартире Казанцева, когда Голованенко высказывался за приглашение Перхурова в качестве руководителя, причем подлинные слова его были: «Мы здесь одни ничего не сделаем, а нужно съездить в Екатеринбург, пригласить генерала Перхурова, который руководил восстаниями в 1918 году в Ярославле и может руководить и здесь».[26]

Генерал Перхуров действительно был организатором антибольшевистского восстания в Ярославле в 1918 г. После пленения в Сибири, перенесенного тифа и челябинских лагерей он оказался в Екатеринбурге  в распоряжение штаба ПРИУРВО, выполняя отдельные поручения, и сильно бедствовал. «За время пребывания в Екатеринбурге я находился в крайне тяжелых материальных условиях. В 36 полку я получал известный приварок, фунт хлеба, красноармейский паек, но когда попал в число сотрудников штаба, то паек был сокращен и выразился в форме «девяти фунтов муки на полмесяца», я не считаю соль, спички. После тифа, при условии, что в дороге приходилось быть по нескольку суток голодному совершенно, я подыскал себе кроме штаба еще работу в Статбюро и в Уральском Геодезическом Управлении. Работая тут, я получить не мог, так как те выдачи, которые были обещаны за работу, задерживались, и я получить не мог. Жалованье я получал 5600 рублей в месяц, а фунт хлеба был до 1500 рублей. Повторяю, что после тифа испытал голод невероятный. Когда был разговор с Голованенко, я предложил только один самовар, без чаю, без сахару, без хлеба. И я занял у него же 1500 рублей, чтобы купить молока и побелить эту воду».[27]

Голованенко  рассказал Перхурову о планах группы и, как он показывал следствию, предложил тому возглавить восстание. Перхуров же, не отрицая того, что ему об этом рассказывали, на суде категорически отрицал свое согласие стать во главе бунта. Но согласился поехать в Колчедан, по его версии – для того, чтобы осмотреться и затем двинуться на юг.

Конечно, не зная обстановки на месте, Перхуров не мог безоговорочно сказать: я берусь возглавить этот мятеж. Голованенко же, резонно воспринял желание генерала бежать из Екатеринбурга в Колчедан (где намечено восстание и Перхурову было об этом известно), как согласие ввязаться в  дело, о чем Голованенко и сообщил заговорщикам. Те считали Перхурова своим лидером (и позднее говорили об этом следствию).

Убеждение, что было именно так, сложилось у автора от суммы знаний, почерпнутых  из материалов нескольких процессов, где «колчеданское дело» фигурировало.

            «Переночевав на квартире у Перхурова, — показывает Голованенко, — я на второй день предложил генералу Перхурову, чтобы он взялся быть руководителем нашей организации, который согласился и пообещал прибыть к нам с другими офицерами: 1) Голубевым Константином, 2) братом своим Перхуровым, служившим в Губземотделе и казачьим офицером Буровым»[28].

Через несколько дней с А.П.Перхуровым встречается крестьянин В.Я.Казанцев. Казанцев показал следствию, что, будучи послан около 13 мая к Перхурову с письмом от Голованенко и передав ему, что его, Перхурова, в Колчедане ждут, получил ответ от Перхурова, что он, Перхуров, рад взяться за это дело и когда приедет туда, то разработает план действий в целях подготовки восстания.[29]

Вряд ли Перхуров говорил незнакомому человеку такие слова. Скорее всего, сказал: приедем – разберемся. Но то, что речь шла о переезде в Колчедан, Перхуров не отрицал. Обсуждали они и обстановку в Колчедане. В частности генерал спрашивал о численности банды, скрывавшейся в лесах. «Он говорит: не знаю, есть человек 39 дезертиров, которые скрываются второй год».

Крестьянин Казанцев, видимо, не надеялся на колчеданские силы и искал связь «на верх». Перхуров показывал суду: «Он спрашивал меня, не слыхал ли я, что здесь есть организация и штаб какой-то, который объявляет бунт и находится в Екатеринбурге».[30]

В этот же приезд Казанцев два раза встречался с епископом Екатеринбургским Григорием (Яцковским). И там тоже искал связь с неким антибольшевистским штабом. Информация об этом есть из двух источников: от епископа и от В.Я.Казанцева. Она, в принципе, согласуется.

Епископ Екатеринбургский Григорий (Яцковский)

В первый день Казанцев пришел ни с кем-то, а с Бодуновым Феофилактом Александровичем (имевшим в ГубЧК кличку «Православный»). Бодунов был к епископу вхож. Но не только поэтому он оказался в составе колчеданской делегации из 2-х человек. Казанцев: «Голованенко наказывал мне в Екатеринбурге сходить к архиерею проверить Бодунова, действительно ли он контрреволюционер, идущий против Советской власти, каким себя выдает». Как это могло проявиться во время визита, не понятно. Но при посещении Казанцев «убедился, что он (Бодунов.-Ю.С.) наш».

Между тем, по его же словам, во время совместного визита «разговор шел о трудовых артелях и коммунах» и архиерей, де, благословил работу по их созданию – «лишь только было бы спасено монастырское имущество»[31].

Архиерей дает картину визита развернуто. Казанцева он описывает как неизвестного ему человека «в крестьянском платье», но с «лицом интеллигентного человека», который молчал во время беседы. «Бодунов завел речь о том, что плохо живется населению, заговаривали… о какой-то военной школе… Я, чувствуя, что разговор начинает принимать нежелательное для меня направление, старался все время переменить тему разговора… Наша беседа тем и кончилась».[32]

На другой день В.Я.Казанцев пришел к епископу уже один. Зачем? Казанцев: «При прощании Перхуров просил меня сходить к архиерею, сказать, что человек высшего командного состава хочет зайти к нему за благословением, чтобы вступить на борьбу с Советской властью». Но Перхуров отрицал потом это на суде (что, впрочем, ничего не доказывает).

Казанцев: «На другой день я отправился к архиерею, выяснил цель своего прихода и сказал фамилию Перхурова и чин генерала; он мне на это сказал, что если кто верующий, то я того не оттолкну от себя, а что генерал хочет делать, то вмешиваться в это церковь не должна, так как отделена от государства».[33]

Епископ Григорий:  «Неизвестный мне человек, приходивший с Бодуновым, на другой день явился ко мне вторично и просил разрешения явиться ко мне представителям той организации, о которой говорил Бодунов. Догадываясь, что дело приобретает политический характер я свидание решительно отклонил и его не было. Посетитель мой ушел и больше я его не видел»[34]. Следует сказать, что эти свидетельства владыка давал, находясь под арестом в 1922 г, и что-то на себя брать лишнее было не в его интересах. Тем более, все бунтовщики, давшие показания о его причастности к «колчеданскому восстанию», были уже расстреляны.

Казанцев В.Я.: «Кроме того Бодунов еще один ходил к архиерею для обрисовывания положения организации офицерства для борьбы с Советской властью и просил средств. После возвращения от архиерея, Бодунов мне говорил, что в средствах для организации заботиться не чего, средства найдутся»[35].

Вот эта третья встреча ничем больше не подтверждалась. Очевидно, ее и не было. Бодунов это придумал (скорее придумали в ГубЧК) в провокационных целях: как бы заговорщики без обещаний поддержки не разбежались – собирай их потом…

Голованенко показывал, что Казанцев, по возвращении в Колчедан, объявил, что был у архиерея, но там «связи никакой нет, а предлагал золото»[36].  Казанцев, как говорилось выше, искал связи.

 Искал их, получается, и Перхуров. Опрошенный следствием  31 мая 1921 года Буров показал, что Перхуров ему говорил, что разыскивает какого-то офицера, который входит в контр-революционную организацию в самом Екатеринбурге[37].

Чекисты знали, что «золото архиерея» — это выдумка Бодунова и не добивались от епископа признания по этому эпизоду. Все-таки суд по делу архиепископа Григоря Яцковского (приговор Екатеринбургского ревтрибунала от 23 января 1923 г) и его кассационная инстанция признали доказанным то, что «гр-н Яцковский, носящий звание  «архиепископа Екатеринбургского и Ирбитского Григория», имея связь с псаломщиком Будуновым(!) испрашивавшим у него в 1918 г благословения на предмет вступления в партию ВКП(б) с провокационными намерениями в смысле влияния на политическое направление партии, в мае 1921 г узнал от Будунова(!) о контрреволюционном заговоре в селе Колчедане и при посредстве того же Будунова (так!) имел связь с руководителем заговора, приходившим к нему Яцковскому за благословлением на выступление против Советской власти, высказал сочувственное отношение к организации словами «если кто верующий, того я не оттолкну от себя и благословлю»[38].

От суда над архиереем, который проходил в 1923 г, вернемся к последовательности событий мая 1921 г. Через день-два после посещения Казанцевым епископа Григория,  генералу Перхурову удалось «поручкаться» с  Феофилактом Бодуновым. Василий Казанцев, который совершенно уверился в бывшем псаломщике, поручил ему оказать генералу помощь: увезти в Колчедан часть его вещей, помочь материально. Бодунов взялся также купить Перхурову билеты на поезд до Колчадана. Перхуров:  «Он сказал: там можете в Колчедане у меня остановиться. Я стал расспрашивать, какие условия жизни в Колчедане. Я на эту тему с ним довольно долго поговорил и сказал ему, что если он будет брать билеты, то пусть возьмет три билета: для меня, брата и Файзулина. Я ему предлагал денег, но он не взял»[39].

Конечно, не на вокзал за билетами рванул Бодунов после разговора с генералом. А на встречу с куратором из Губчк. Люди с холодной головой и горячим сердцем решили, что собранной информации достаточно и генерала нужно «брать». Это было 18 мая 1921 г.

В 2 часа ночи 19 мая Перхурова арестовали на квартире и привезли в Губчека. «Меня ввели в комнату, хорошо убранную, с письменным столом, освещенную электричеством. Один из них обратился ко мне с заявлением такого рода: «Генерал, Ваши карты биты. Куда Вы собирались завтра ехать?» Я рассказываю им о Колчедане. Тогда мне начинают говорить, что я являюсь главарем готовящегося восстания в Колчедане; упоминают фамилии Бурова, Казанцева, Богаевского. Я ответил, что их я знаю. В это время пришел командующий войсками Мрачковский. Допрос продолжался очень долго, причем, откровенно говоря, я растерялся, я не отдавал себе отчета, что я говорю. Мне говорили, что, если не будешь сознаваться, мы сдерем шкуру. Ставили мне обвинение то, что якобы я являюсь главарем шайки»[40].

Командующий военным округом Мрачковский.

Екатеринбургские чекисты, надо сказать, здесь проявили себя, как люди с горячей головой и холодным сердцем. «Кончилось дело тем, что меня повалили на пол и начали избиение шомполами. Я говорю одно, что ничего показать не могу. Были пущены и каблуки в ход. Эта история повторилась три раза и продолжалась до рассвета. Следователем была пущена в голову чернильница, но, к счастью, не попала. Затем меня отвели в комнату. На следующий день у меня было все окровавлено. Ничего есть мне не дали. Потом при каждом допросе опять повторялись избиение шомполами и жгутами с проволокой. Я провел там 16 дней. За это время мне было восемь допросов и из них шесть с избиениями, причем каждое в два-три приема»[41].

Дворянин Перхуров уже бывал бит нижним сословьем: при пленении в Сибири красногвардеец прикладом выбил ему зубы. Но уральские порядки определенно привели его в смятение. Выездная сессия Верховного Трибунала при Всероссийском Центральном Исполнительном Комитете, заседавшая в г. Ярославле в помещении Городского имени Ф.Г. Волкова театре 15, 16, 17, 18 и 19 июля 1922 года и рассматривавшая его дело, по этому поводу сделала некий правовой жест. «В связи с заявлением подсудимого Перхурова о произведенных над ним якобы насилиях во время допросов в Екатеринбургской Губчека Трибунал определил — предложить ГПУ произвести по этому поводу расследование и о результатах донести Верховному Трибуналу»[42].

Председателем суда был ставший известным по процессам «большого террора» Васи́лий Васи́льевич У́льрих (1889-1951).

Василий Ульрих

Перхуров назвал по требованию суда и фамилии избивавших его чекистов. «Тунгузков был, кажется, заместитель председателя. Вот две [фамилии], которые я точно знаю, и затем следователь с бородкой в пенсне, и затем Храмцов, который заступался за меня и избавил от тяжелого избиения».

Тунгусков А.Г.

Андрей Георгиевич Тунгусков был тогда председателем Губ ЧК, а Храмцов – начальник оперативного отдела. Учавствовал в этом ВИП-избиении и командующий военным округом Серге́й Вита́льевич Мрачко́вский (1888-1936).

Руководство ЕкГубЧК, 1920 г. В центре Тунгусков, слева — Храмцов.

В Екатеринбурге был задержан не только генерал Перхуров. По версии следствия участники заговора находились также на «20-х кавкурсах, 13-х арткурсах и 85-х пехотных курсах»[43].  

С арестованным приятелем Перхурова Буровым ему была устроена очная ставка еще в застенках ГубЧК. Буров показывал против Перхурова. После того, как выяснилось, что генерал есть организатор знаменитого ярославского восстания, его перестали бить, перевели в тюрьму и поставили даже на «комиссарский паёк».

Если Перхурова А.П. арестовали 19 мая, то «колчеданцев» только 24 мая. Хотя, вероятно, пару дней до этого они считались задержанными до выяснения[44]. Этим днем в документах следственного дела обозначен арест Казанцева Василия Яковлевича и Голованенко Василия Родионовича.

Перхуров в тюрьме встречался с «колчеданцами. «Я их спрашиваю, что у Вас было? Они в один голос ответили, что ничего совершенно не было. Я лично продолжал не понимать, из чего весь «сыр-бор загорелся»[45].

Количество задержанных в Колчедане измерялось  сотнями. Только непричастных по ходу дела освобождали группами по 10-20 человек и не раз. Арестовывались преподаватели курсов, курсанты, монашки, крестьяне села и деревень.

Арестован был и священник села Колчедан о. Александр Кузнецов. « Кузнецов Александр Алексеев род. октябрь 1882 г.р., 38 лет, место приписки с. Колчедан, Екат.губ. Учился в духовной семинарии, прошел первый курс университета. Священник. Мать Анастасия Федоровна 63 лет, домашняя работа; жена Евгения Николаева 29 лет, домашняя работа; четыре сына и две дочери от 1,5 до 11 лет: Аркадий, Юлий, Игорь, Олег, Лидия, Нота, — живут в с. Колчедан. Служил по окончании курса в Камышловском духовном училище, затем в 1909 году поступил священником и до сего времени состоял на сей должности.л.116об: Арестован 22 мая 1921 года в своей квартире в Колчедане. Заключен в Особый отдел ВЧК. Виновным в контр-революции себя не признал. Показал по существу: Я, как священник с. Колчедан, отчасти знаком с доктором Карповичем, приглашал его к себе в квартиру для посещения больной матери. Ни о какой контр-революционной организации ничего не знаю и не занимался. От 23/2 — 1921 года дополнение к протоколу. Общее собрание в числе 100 человек под председательством Яковлева Григория и секретаря Яковлева Михаила. «Мы, нижеподписавшиеся настоящим свидетельствуем, что наставник Колчеданской религиозной общины священник Кузнецов Александр никогда в проповеди против советской власти не выступал, политическими вопросами не занимался. При отступлении Колчаковской банды не уезжал. За время службы в общине никаких разговоров против советской власти мы от него не слыхали, а потому ходатайствуем об его возвращении к нам». В протоколе допроса от 10 июня 1921 года имеется помета «Освоб»[46].

В участи в заговоре подозревались (арестовывались) монахини и послушницы обители. Киселева Евдокия Александровна род. В августе 1889 г.р., из д. Оськиной Туринского уезда, Тоб.губ, секретарь Колчеданской сельскохоз.артели. Жила в Колчеданском женском монастыре. Арестована 22 мая 1921 года на своей квартире в с. Колчедан. Монашка. Чернорабочая. По обвинению в контр-революции[47].

Курицына Исидора Ивановна, место приписки.с. Колчедан, Каменского у. 55 лет, родилась в апреле 1866 года, грамотная, окончила ц.-п. Школу 3 класса. Сестра Курицына Евтропия Ивановна 65 лет, Сельскохозяйственная колчеданская трудовая артель. Арестована 22 мая 1921 года. Место жительства перед арестом: с. Колчедан при Сельско-Трудовой артели. Содержится при особом отделе ВЧК (здание епархиального училища). В контр-революции себя виновной не признала[48].

Черноскутова Августа Константиновна 50 лет, родилась в 1871 году, неграмотная, в сельскохозяйственной женской артели, жила в монастыре, арестована 22 мая 1921 года на своей квартире в с. Колчеданском. Содержится при особом отделе ВЧК. Монашка. Девица. Виновной в контр-революции себя не признала[49].

Для такого масштабного дела  следствие и суд были довольно скорыми. 12 июля 1921 г приговор уже оглашен. Дело рассматривал в Екатеринбурге трибунал Приуральского военного округа. Осуждено было 83 человека: 32 приговорены к расстрелу, 37 – к 5 годам концлагерей, 14 – к 1 году лишения свободы условно. Семь человек суд признал невиновными и 5 человек находились в розыске[50].

Расстреляна была вся верхушка неудавшегося заговора: полковник Богаевский Владимир Николаевич, подполковник Голованенко Василий Родионович, крестьянин Казанцев Василий Яковлевич.

Расстрелян И.И.Возчиков – у него на квартире жили офицеры[51].

Казачий полковник Елисеев Ф.И. убежал из Колчедана за несколько дней до арестов – 17 мая. Когда в июле судили его товарищей, он находился уже в Финляндии.

«В 1923 году в Финляндии неожиданно получил письмо от молодого казака, который провожал меня «в побег» из Колчедана. Вот оно: «Дорогой Федор Иванович. Власти узнали о делах Владимира Николаевича и Ивана (то есть о заговоре против красной власти полковника Богаевского и урядника Голованенко. — Ф. Е.). После Вашего отъезда, в одну из ночей, их разбудили и отправили в Екатеринбург. Их там осудили, и они там «перевернулись» (то есть были расстреляны. — Ф. Е.). Та же участь постигла всех остальных, кто прибыл с нами в Колчедан (всех офицеров и военных чиновников белых армий, мобилизованых на спортивные курсы. — Ф. Е.). Весь командный состав расформировали за то, что не досмотрели. Георгий Федорович[52] (адъютант курсов. — Ф. Е.) сослан на пять лет в лагеря. Нас не тронули. Теперь мы демобилизованы и живем дома. Хорошо, что Вы вовремя уехали. Иначе, как старший, Вы пошли бы за Владимиром Николаевичем…»[53].

Позже других осудили в Ярославле Перхурова Александра Петровича, бывшего генерал-майора.

В своем последнем слове он сказал: «Я жду не снисхождения, не пощады. Я только жду беспристрастного приговора. С мыслью о смерти я свыкся. Этот приговор меня интересует с другой стороны. Я в нем буду искать ответа на те сомнения, которые у меня зародились при моей сдаче в плен на берегах Лены — именно в своей нужности или ненужности Советской Республике. Я с самого начала своей службы глубоко был убежден, что я исполняю маленькую роль в очень большом деле. Служба эта была для России. Я отдавал этой службе все, что только мог. Во время февральской революции я оставался на фронте. Наступила октябрьская революция — я там же остался. Я считал, что эта война нужная для России, независимо от того, какое правительство сидит. Но когда мне сказали в [19]17 году, что мы не нужны, — я не мог этого понять. И вот, оставив фронт, я задал себе вопрос, нужен я России или составляю негодный элемент? Ответ на это я буду искать в приговоре. Относительно Ярославского восстания я сказал все. Относительно Екатеринбургского восстания я больше ничего не могу сказать. Я не мог там с точки зрения физической, технической и психологической сделать восстание. Больше я сказать ничего не могу»[54].

Выездная сессия военной Коллегии Верховного Трибунала при Всероссийском Центральном Исполнительном Комитете в г. Ярославле в составе председателя тов. Ульриха, членов т.т. Денисова и Татаринцева, июля 15, 16, 17, 18 и 19 дня 1922 года, рассмотрев  его дело (в котором Колчедан был эпизодом) нашла судебным следствием установленным, что: … г) скрыв свое участие в организации мятежа от органов Советской власти и будучи принят на службу в штаб ПРИУРВО, принял в мае 1921 года через подполковника Голованенко, бывшего офицера армии Колчака, предложение вступить в контрреволюционную организацию, имевшую своей задачей, опираясь на находившиеся в районе Екатеринбургской губернии банды, поднять вооруженное восстание в целях свержения Советской власти, т.е. совершил деяние, предусмотренное ст. 60 Уголовного Кодекса[55].

То есть в екатеринбургском процессе 1921 г, который проходил в его отсутствии, он фигурировал, как главарь заговора. А через год в Ярославле ему смогли вменить только «принял предложение вступить в КРО»… Что, впрочем, его не спасло.  Приговор: Перхурова Александра Петровича, 46 лет, бывш. генерал-майора, окончившего академию генерального штаба, потомственного дворянина Тверской губернии, на основании ч. 1 58 ст. и 60 ст. Уголовного Кодекса подвергнуть высшей мере наказания — расстрелять[56].

А.П.Перхуров на процессе.

Перхуров был казнен 21 июля во дворе ярославского ГПУ.

Бодунов Феофилакт Александрович. Его усилиями и был разоблачен заговор. Бодунов присутствовал при аресте «всех лиц», как говорил на суде Перхуров. Он не был привлечен в качестве свидетеля ни на процесс генерала Перхурова А.П., ни на процесс архиепископа Григория, хотя был фигурантом нескольких важных для суда эпизодов. Видимо,  по правилам  и того правосудия, показания агента спецслужб, провоцировавшего подсудимых, не могли приниматься в суде, как доказательства. Проживал он в это время в селе Ирюмское Яутлинской волости Шадринского уезда. Был председателем сельскохозяйственной кооперативной артели «Единение»[57].

Его сын Александр, член РКП(б) с окт. 1919 г, заведовал клубом в окружной школе физвоспитания (Екатеринбург) и был членом правления Губсоюза сельскохозяйственной и кустарно-промышленной кооперации (по сост. на 1922 г). Кстати, служил у Колчака с февраля по июнь 1919 г[58].

Итак, было ли  «колчеданское восстание» весной 1921 г? Нет, его не было. Оно было пресечено в стадии подготовки.

Был ли замысел восстания, заговор с целью его осуществления? Безусловно, был.

Его организатором следует считать казачьего полковника Богаевского Владимира Николаевича. В верхушку заговора входили также инструкторы Колчеданских курсов подполковник Голованенко В. Р. и г-н Калинин И.П., а также местный крестьянин Казанцев В.Я.

Генерала Перхурова А.П. можно рассматривать, как потенциального руководителя восстания, осведомленного о его подготовке и согласившегося прибыть в «штаб восстания», т.е. в с. Колчедан.

Государственная политика советской власти в отношении крестьянства (продразверстка) на фоне неурожая 1920 г  в сельских районах Каменского уезда создали массовое недовольство населения большевистским режимом. 21 марта 1921 г продразверстка в стране была заменена на продналог, однако положительные последствия этого шага еще не были крестьянством осознаны.

База восстания в Колчедане  к весне 1921 г вполне сформировалась: 1) кадровые военные с большим опытом боевых действий (бывшие белогвардейцы)  в составе администрации и преподавательского звена военно-спортивных курсов, негативно настроенные по отношению к Советам; 2) бывшие воины сил антибольшевистской коалиции и представители имущих сословий (пострадавшие от новой власти), в составе курсантов; 3) группы дезертиров и бандитов, скрывающиеся в лесах Каменского уезда; 4) доведенное до отчаяния местное крестьянство. Потенциал восстания повышал и факт наличия в запасниках курсов достаточного количества огнестрельного оружия.

Впрочем, опыт неудавшихся крестьянских восстаний районного масштаба, прокатившихся в тот год по стране, доказал их бесперспективность в противостоянии с регулярной армией.

Статья в форме доклада представлена на 7 конференции  Каменского отделения УИРО «История. События. Судьбы», 13.04.2019 г, г. Каменск-Уральский.

Источники и примечания:

[1] ГААОСО ф.Р1 оп.2 д.48966 том 3 с.102-102 об. — Дело Колчеданского восстания;

[2] Елисеев Ф.И. «Одиссея» по красной России (брошюра № 13-й):Нью-Йорк,1964. С.20;

[3] Елисеев Фёдор Иванович родился 11(24) ноября 1892 г. в станице Кавказской Кубанского казачьего войска в многодетной казачьей семье. Семнадцати лет от роду поступает вольноопределяющимся в 1-й Екатеринодарский Кошевого атамана Чепеги полк. С началом Великой войны Елисеев непрерывно в строю: младший офицер сотни, полковой адъютант, командир сотни на Западном фронте (Финляндия), награжден шестью боевыми орденами до ордена Св. Владимира 4-й ст. с мечами и бантом включительно. По возвращении казачьих частей на Кубань – активный участник восстания против большевиков в Кавказском отделе Войска. С осени 1919 г. полковник Елисеев – командир Хоперских полков (от Воронежа и до Кубани), 1-го Лабинского полка и командуюший 2-й Кубанской казачьей (Улагаевской) дивизией при отступлении с боями к Черному морю и капитуляции Кубанской армии под Адлером и Сочи в апреле 1920 г. Плен, лагеря и тюрьмы в Екатеринодаре, Костроме, Москве и Екатеринбурге, откуда Елисеев бежит в Олонецкую губернию и летом 1921 г. переходит границу с Финляндией. В октябре 1924 г., получив визы, вместе со своими казаками он отбывает во Францию. В 1925 — 1926 гг. — организатор и главный участник джигитовки под руководством генерал-лейтенанта Шкуро в Париже и по странам Европы. С 1933 по 1939 гг. – руководитель группы джигитов в «кругосветном турне» по Индии, на островах Ява, Борнео, Филиппинах, в Индокитае, Бирме, Сиаме, Малайе, Сингапуре и других странах. Как офицер союзной армии по Первой мировой он вступает офицером во Французский Иностранный легион в Индокитае, участвует в боях с японцами. В 1945 г., прикрывая отход батальона легионеров и спасая раненого товарища, сам дважды раненый, попадает в плен. После освобождения в 1946 г. возвращается во Францию. За боевые отличия в Легионе Елисеев награждался девять раз, в том числе орденом Круа де Герр (Военного Креста) 2-й ст. с золотой звездой на ленте. В 1947 — 1948 гг. работал с группой джигитов в Голландии, Швейцарии и Бельгии. Ф.И. Елисеевым опубликовано много десятков очерков и статей. Один из наиболее крупных военных историков и мемуаристов русского зарубежья. Умер Федор Иванович Елисеев 3 марта 1987 г. в Нью-Йорке на 95-м году жизни.;

[4] Мемуары деда — 1920 – 1921 г. — Командирские курсы. https://oryx-and-crake.livejournal.com/339190.html

[5] Елисеев Ф.И. «Одиссея» по красной России… С. 23;

[6] Мемуары деда — 1920 – 1921 г…;

[7] Елисеев Ф.И. «Одиссея» по красной России… С. 20;

[8] Roberts Plūme  https://lv.wikipedia.org/wiki/Roberts_Pl%C5%ABme ;

[9] Елисеев Ф.И. «Одиссея» по красной России… C.18;

[10] Там же, с.22;

[11] ГААОСО ф.Р1 оп.2 д.48966 том 3. л.104;  — Дело Колчеданского восстания;

[12] Книга Памяти. Каменск 1917-1950 годы. Т1//отв. ред. Шестина Н.Г.: 2006. С.21;

[13] ГААОСО ф.Р1 оп.2 д.48966 том 3 л.102об. — Дело Колчеданского восстания;

[14] Спр.кн. за 1899 год, http://www.petergen.com/bovkalo/sp/ekaterinburg1899.html; Спр.кн. за 1909 г., с.209; Екатеринбургские епархиальные ведомости(ЕЕВ) за 1909 год, т.2, с.896, от 22 декабря №48; ЕЕВ №5 от 2 февраля 1914 года, с. 55; Спр.кн. за 1915 год, с.137;

[15] ГААОСО Ф.р.1 Оп.2 Д.73697 Т.1 Л.85;

[16] Елисеев Ф.И. «Одиссея» по красной России… C.27;

[17] Там же;

[18] Там же;

[19] Книга Памяти. Каменск 1917-1950 годы.Т1//отв. ред. Шестина Н.Г.: 2006. С.267;

[20] Стенографический отчет о процессе над руководителем Ярославского восстания полковником А.П. Перхуровым ГА ЯО. Ф. 601. Оп. 2. Д. 1541. Л. 1—149. Копия. 

[21] Книга Памяти. Каменск 1917-1950 годы.Т1//отв. ред. Шестина Н.Г.: 2006. С.389;

[22] Елисеев Ф.И. «Одиссея» по красной России… C.23;

[23] Стенографический отчет о процессе над руководителем Ярославского восстания полковником А.П. Перхуровым…;

[24] Там же;

[25] Книга Памяти. Каменск 1917-1950 годы.Т1//отв. ред. Шестина Н.Г.: 2006. С.21;

[26] Стенографический отчет о процессе над руководителем Ярославского восстания полковником А.П. Перхуровым…;

[27] Там же;

[28] Там же;

[29] Там же;

[30] Там же;

[31] ГААОСО Ф.р.1 Оп.2 Д.73697 Т.1 Л.153;

[32] Там же, л. 85 об.;

[33] Там же, л.153;

[34] Там же, л. 85 об.;

[35] Там же, л.153;

[36] Там же;

[37] Стенографический отчет о процессе над руководителем Ярославского восстания полковником А.П. Перхуровым…;

[38] ГААОСО Ф.р.1 Оп.2 Д.73697 Т.1 Л.378 об.;

[39]  Стенографический отчет о процессе над руководителем Ярославского восстания полковником А.П. Перхуровым…;

[40] Там же;

[41] Там же;

[42] Там же;

[43] Книга Памяти. Каменск 1917-1950 годы.Т1//отв. ред. Шестина Н.Г.: 2006. С.21;

[44]  По ряду обвиняемых дата ареста указана 22 мая 1921 г, в отдельных случаях по одному и тому же человеку даты ареста указаны разные (22 и 24 мая);

[45] Стенографический отчет о процессе над руководителем Ярославского восстания полковником А.П. Перхуровым…;

[46] ГААОСО ф.Р1 оп.2 д.48966 том 3. л.116: л.117об: л.118:- Дело Колчеданского восстания;

[47] Там же; л.123;

[48] Там же, л.126;

[49] Там же, л.129;

[50] Книга Памяти. Каменск 1917-1950 годы.Т1//отв. ред. Шестина Н.Г.: 2006. С.21;

[51] Там же, с.23;

[52] «Адъютант курсов — Г.Ф. Тарунин из Костромы. Окончив гимназию в своем городе во врел!я Великой воины, был принят в армию на правах вольноопределяющегося 1-го разряда в артиллерию на Кавказский фронт и в свой город вернулся уже при большевиках. Умный, активный, с военной жилкой». (Елисеев Ф. Лабинцы. Побег из красной России:- Центрполиграф, М., 2006);

[53] Елисеев Ф.И. Лабинцы. Побег из красной России:- Центрполиграф, М., 2006;

[54] Стенографический отчет о процессе над руководителем Ярославского восстания полковником А.П. Перхуровым…;

[55] Там же;

[56] Там же;

[57] ГААОСО Ф.р.1 Оп.2 Д.73697 Т.1 Л.56 об;

[58] Электронный архив Международного Центра Демографических Исследований при УрФУ; анкеты Всероссийской переписи членов РКП (б) 1922-1923 гг. (из фондов ЦДООСО); Бодунов А.Ф.; л.158;