Геннадий — лесной человек. С апреля и до первого осеннего снега живёт он в тайге. Раньше оставался до зимы, но, столкнувшись с бандами браконьеров, понял, что это опасно — к декабрю дремучее пространство становится проходимым для их снегоходов.
Всю жизнь проработал Геннадий на производстве, малополезном для здоровья. Да и типичные для наших мужиков вредные привычки были ему не чужды. По выходу на пенсию эта совокупность проявилась болезнями. Заметил он, что в тайге хвори куда то отступали. Знает он и кой-какие травы, собирает их и делает отвары. То ли сами они помогают, то ли вера в них.
Есть у нашего героя и весьма редкое увлечение. Он собирает рога диких парнокопытных. В окрестных лесах это лоси и косули. Сбрасывают свои ветвистые украшения звери в ноябре – декабре. Когда сходит снег, а трава ещё не поднялась – самое удобное время для их сыска.
Место для своего «таёжного тупика» подбирал давно, тогда он ещё баловался охотой. Больше всего приглянулся район между питьевым водохранилищем и озером Белым. Есть там речки, в которых водится рыба. Есть и ключи с хорошей питьевой водой. Рядом – клюквенное болото. А про грибы и лесные ягоды говорить нечего – места те самые.
Главное – уже в километре от грунтовки глушь, как в вотчине Лыковых. Были там раньше, лет сорок назад, два-три «химдымовских» посёлка. Народ занимался сбором живицы, выкуривал смолу из пеньков. Давно покинули люди эти селения. Но оставалась в них ещё пара домишек, годных для постоя.
Несколько лет брошенные избушки давали Геннадию приют. С апреля он прочёсывал тайгу в поисках рогов. В удачный год находил больше десяти. В середине лета брусника-черника и грибы. Сентябрь и до конца осени — клюква.
Через две-три недели лесного затворничества он выходил в посёлок: мылся в бане, пристраивал добытые грибы-ягоды, платил за квартиру, узнавал новости и … разговаривал. Геннадий человек общительный – вынужденное отсутствие собеседника его тяготило.
Зимами дома сгорали. Сначала один, потом другой. В военные годы пустующие смолокурки и охотничьи избушки сжигали «нквдэшники» — дабы в них не селились шпионы и дезертиры. Сейчас хаты палят браконьеры – чтобы не было свидетелей лесного разбоя.
С тех пор укрывается отшельник в видавшей виды палатке. Ставит её в укромном, одному ему известном, местечке вблизи родника. И вполне доволен. Вода есть. Пища тоже — частью лесная, частью домашняя. Чтобы не забыть человеческую речь имеется радиоприёмник.
Ночью воздух в тайге становится прозрачным для звуков. В двухстах метрах захлопает крыльями крупная птица, а кажется – птеродактиль вот-вот сшибёт палатку. Однажды до смерти напугал охрипший филин. Его природное «Ух…» неисправный голосовой аппарат воспроизводил, как рёв медведя. Помогала та же пластмассовая коробочка с антенной – исходящие из неё колебания обволакивали брезентовое жилище, препятствуя проникновению враждебных звуков извне.
В последние годы в лесу стало больше рогатых. Возможно, причиной тому явилось прекращение добычи торфа в болотах, дающих начало обоим Рефтам. Их окрестности — излюбленное место обитания лосей. Меньше людей в лесу – больше там зверя. Поздней осенью сохатые, по неведомой нам причине, мигрируют оттуда к верховьям Ирбита. Их путь пролегает через облюбованную Геннадием местность. Да и сам по себе этот район вполне пригоден для лосинной жизни: болота, чащоба, недалеко озеро.
Больше, чем прежде здесь и косуль. Может быть, есть цикличность и сейчас пик их численности. Другие говорят, что дикие козлы пришли из степного Зауралья.
Законы природы незыблемы – следом увеличилось число зубастых и клыкастых. Волки и медведи вернулись в эти леса.
На таёжном пространстве в междуречье Рефта и Ирбита сегодня обитает три волчьих стаи. Каждая из них контролирует и жёстко защищает от инородцев свою зону. Зимними звёздными морозными ночами они устраивают переклички, протяжным воем давая знать соплеменникам, что живы и сильны.
Медведи всеядны, поэтому оседлы. Их число увеличилось пару лет назад. Косолапые пришли сюда из совсем диких мест, гонимые лесным пожаром, разразившимся в верховьях реки.
Геннадий, в своих таёжных блужданиях, сталкивался уже и с медведем, и с волком. Но Бог миловал, до нынешнего года встречи были, что называется, «краями».
Раз он чуть не нарвался на медведя. Было это в начале весны. Шел по брошенной, поросшей кустарником, лесовозной дороге. Высматривая рога, привычно поглядывал по сторонам, как это обычно делают грибники.
Дорожка вела к поляне. Со стороны её послышались звуки, напоминающие рев бензопилы – когда разделывают не толстые хлысты. Но странная какая то бензопила, хриплая и дребезжащая…
«Добрые ли люди?», подумал Геннадий. Зачем то снял рюкзак и, пригнувшись, выглянул из кустов в просвет.
На другой стороне поляны стоял, несколько припав на задние лапы, медведь и истошно ревел. Размером он был с теленка.
Зверь, очевидно, недавно вышел из берлоги – шерсть у него была свалявшаяся, как у оголодавшей дворняжки. Вид животного, а пуще всего жуткий рёв, едва не парализовали разум человека. Хотелось бежать отсюда, бежать, бежать…
Он так бы и сделал, помимо своей воли, двинься зверюга в его сторону. Но медведь, вероятно мужика не увидел. Это обстоятельство дало мозгу шанс справиться с рефлексом. Тихо, тихо, тихо… Не бежать, не бежать… Если зверь услышит топот, рефлекс включится у него – догнать убегающую добычу. А это он сделает легко, несколькими прыжками.
Первые метров триста Геннадий не шёл, а пятился. Два раза упал, запнувшись за выскорь…
Только дойдя до палатки, вспомнил, что оставил рюкзак у той поляны. Через неделю нет-нет, да насмелился вернуться к месту происшествия. Долго сидел на корточках, наблюдая из-за кусов за лесной проплешиной. Осторожно вышел на неё. На том месте, где был замечен зверюга, обнаружилось большое количество помёта. Освобождение организма от накопившегося за долгую берложью зиму – мучительный акт для медведя, — оттого и истошный рёв…
Первая встреча с волком тоже не была конфликтной. Геннадий шёл вдоль ручья к известному ему брусничнику. Был конец лета, которое в этот год выдалось сухим. Ручей иссох совершенно – болота, питавшие его прежде, воды уже не давали. Лишь местами по руслу имелись неглубокие лужицы. В них спасалась мелкая рыбёшка, уже вялая, полусонная.
Рыбалкой это не назовёшь. Волк подходил к луже, опускал морду пониже и наблюдал. Заметив шевеление жабрами, хватал сорожку или ёршика зубами, быстро съедал.
Или потому что волчья морда с чутким носом периодически оказывалась в воде, или потому что человек шёл против ветра, но зверь его не почуял.
Когда Геннадий увидел волка, расстояние между ними было метров семь. Прошла пара секунд, пока их глаза не встретились. Животное отряхивало морду после очередного «нырка», ещё не заметив человека. Тот же потратил эти мгновения, стараясь понять, кого он видит.
Раньше здесь бродили стаи одичавших псов. Геннадия в детстве, в далёкой Якутии, сильно покусали собаки. Пережитый тогда ужас засел в мозгу очень прочно, вспыхивая вновь при виде зубастых «друзей человека». Для защиты он них он всегда брал в лес лыжную палку, специально оборудованную длинным и острым победитовым наконечником.
Первое, что сделали серые хищники, обосновавшись в этой тайге, — перегрызли бродячее собачье отродье. Псы для них это желанная и легкая добыча…
Заметив пришельца, зверь в один миг сконцентрировался, его тело превратилось в мощную взведённую пружину. Геннадий знал, чем волк отличается от собаки – узкие челюсти, острые уши, хвост «поленом». Но то, что перед ним волк, понял не по отдельным видовым признакам. Всё вместе — осанка, взгляд, – всё выдавало в нем сильного лесного хищника.
Зверь и человек смотрели друг на друга. Выражение жёлтых волчьих глаз, его поза, оскал, говорили, что зверь не понял ещё намерений визитёра и ожидает каких-то разъясняющих сигналов.
А разум человека боролся с охватывающим тело ужасом. Нельзя дать зверю понять, что перед ним старый, больной, трясущийся от страха человек. Нужны действия… Не отрывать от него глаз… Где эта чёртова железная палка… Я ведь не взял её сегодня… Где нож? В заднем кармане брюк…
Геннадий заставил тело принять положение, напоминавшее позу борца: расставил непослушные и готовые бежать ноги пошире, пригнул голову. Не отворачиваясь от волка и стараясь не делать резких движений, достал из кармана нож правой рукой, выставил её вперёд, нащупал на рукоятке кнопку и нажал. Чик — пружина выдвинула клинок.
На мгновение, рефлекторно, перевёл взгляд на лезвие ножа и тут же вернул взор в прежнее положение. Волка не было…
Тех миллисекунд, в течение которых пружина ножа выбрасывала клинок наружу, хватило зверю, чтобы исчезнуть. Пружина его мышц забросила мощное тело в кусты так, что ни одна ветка не шелохнулась…
История, которая произошла в апреле нынешнего года, более драматична. Геннадий, в поисках рогов, шел вдоль молодых посадок сосняка. Лоси зимой, прокладывая свой миграционный путь, отдают предпочтение таким местам. Двигаясь по молодняку, они попутно набивают свои желудки – вкусные верхушки сосёнок у них под мордой.
Зато человеку после таких лосинных проходов идти тяжело. Сосёнки, лишенные макушки, направляют рост в верхние боковые ветви. Они то и цепляют двуногих постоянно, так что не разбежишься.
По ходу нарисовался довольно высокий пенёк. Сидеть на нём неудобно, а вот встать и осмотреться – самый раз. Взобравшись, Геннадий оглядел поверх верхушек полосу молодняка.
Слева и справа от неё высился старый лес. У сохатых, через пару месяцев после гона, кровоснабжение рогов прекращается и те начинают отсыхать. Лоси зимой, двигаясь по посадкам и почувствовав, что мертвые головные украшения начинают мешать, подходят к крупным деревьям на «обочине» полосы и, (используя стволы, как упор), освобождаются от них. Здесь и можно найти рога весной.
Как раз по краю полосы росло несколько густых кустов тальника. Сейчас они стояли голые. Лишь полуоткрытые почки на ветках являли свету вербную вату.
У одного из кустов взор зацепился за что-то постороннее. Какая-то конструкция, белого цвета, с поперечными параллельными элементами. Лестница? А рядом нечто ярко- красное…
Геннадий вспомнил, что недалеко традиционное место для зимнего охотничьего бивака. Может быть, зверобои припрятали походный инвентарь, чтобы не таскать его за собой?
Подойдя поближе, наш странник оторопел. У кустов лежал труп сохатого. То, что он принял издалека за лестницу, оказалось ребрами и хребтом, уже очищенными от мяса. Задняя часть лося оказалась целой. Видно было, по цвету и состоянию мяса, что животное убито только несколькими часами ранее.
Ещё ладом не осмотрелся, а мыслей в голове целый ворох. Геннадий выхватил самую удобную для него: животное завалили браконьеры, но не разделали пока тушу до конца. Тогда можно поживиться мясом. Даже снял для этого рюкзак с плеч.
Приглядевшись, он увидел огромную кровавую яму в промежности задних ног. Вспомнил, что волки при загоне лося делают так: на ходу впиваются острыми зубами в это место и вырывают оттуда мягкую плоть. Два-три захода и сохатый падает. Тогда уже серым хищникам не страшны его копыта и они начинают пиршество, поедая сохача ещё живым.
Волки, волки, волки – стучало в висках. Стая волков! Судя по сохранности мяса и количеству съеденного – не меньше десяти серых!
Тихо, тихо, тихо… Не бежать, не бежать… Они где-то здесь, где-то здесь…
На этот раз боевая лыжная палка в левой руке – хорошо… Нож в правую. Так. Где они?
Волчью морду он увидел в кустах, метрах в пятидесяти. Шерсть на загривке стояла дыбом, пасть в пенном оскале, зверь злобно рычал. Два природных волчьих инстинкта боролись в нём. Первый толкал его на пришельца – этот бородатый покушается на добычу стаи. Извечный страх перед человеком удерживал. От разнонаправленности позывов волк дрожал. Любая мелочь в поведении двуногого могла стать определяющей.
Трясло и человека. Так, это, видать, вожак…. Где остальные? Прячутся? Или окружают? Нужно показать, что я тоже силён…
Растопырив ноги и руки, потрясая орудиями, страшно ощерившись, он прокричал слово. Это слово русский мужик произносит, стараясь показать, что не боится противника. Глядя прямо в волчью морду, сухим непослушным языком Геннадий прохрипел: «Козлы!».
Дальше помнит плохо. Помнит, что отходил медленно и пятясь, не показывая зверю спину. Когда шёл по полосе лесопосадки, то часто останавливался, опасаясь, что волки его сопровождают. Махал железной палкой вокруг себя, снова и снова кричал волкам обидное: «Козлы!». Хорошо, что звери по-русски не понимают…
Дойдя до палатки, первое, что он сделал – включил радио на полную громкость. Передавали «Танец с саблями» Хачатуряна. Сердце билось в такт музыке….
Налил полкружки спирта. Лишь когда выпил, сообразил, что забыл его разбавить. Скоро внутри потеплело. Закурив, посмотрел вокруг и с досадой сплюнул: «Опять рюкзак оставил…».
Геннадий — лесной человек. С апреля и до первого осеннего снега живёт он в тайге. Раньше оставался до зимы, но, столкнувшись с бандами браконьеров, понял, что это опасно — к декабрю дремучее пространство становится проходимым для их снегоходов.
