Сухарев Ю.М. Опыт исследования миграции населения методами генеалогии (Лесостепное Зауралье, 18 век)

Вот две научных дисциплины: генеалогия и миграциология. Первая относится к дисциплинам историческим. Вторая изучает миграционное движение населения, обусловленное социально-экономическими отношениями и более тяготеет к социологии. Генеалогия рассматривает род, его изменение и развитие во времени. Миграция это перемещение населения в пространстве. Время и пространство органически связаны, говорит теория относительности. Не будем с этим спорить.

Генеалогам знакома ситуация, когда уверено  «ведя» род по временной шкале, внезапно его теряешь. Чаще – по причине того, что из географической точки А люди переместились в точку Б. Или наоборот, оказались в точке А, переселившись сюда из неведомой точки Б.Это уже миграция. Можно найти эту точку Б. А можно и не найти. На Урале и за Уралом такие ситуации сплошь и рядом. Ведь население здесь почти на 100 процентов состоит из мигрантов, до того населявших Европейскую Россию. Кроме личной настойчивости и везения, родоведу может помочь миграциология, если она знает, какие перемещения населения доминировали в конкретный период.

И наоборот, установление родоведом миграционной истории хотя бы одной семьи дает пищу для размышления  науке миграциологиии, помогает ей.

Это в теории так. Хорошо бы, конечно, открыть научную работу миграциолога и узнать из нее какими потоками формировалось население той или иной уральской слободы в 17-18 веках. Впрочем, редко, а встречаются такие публикации. Но их авторы – генеалоги. Для примера можно привести статью действительного члена УИРО Коновалова Ю.В. «Особенности процесса раннего заселения Сухоложья»[1].

Автор  этой статьи также  предпринял попытку установить происхождение первых поселенцев некоторых деревень Новопышминской слободы. Выяснилось, что по состоянию на 1705 г  все они имели некую доминирующую группу переселенцев  с определенной территории.

Восемь семей из одиннадцати, зарегистрированных в деревне Темной (1705 г), были выходцами с Вятки[2]. Это отличает Темную от деревень Рудянской и Ирбитских вершин, например, где большинство было за переселенцами из Невьянской слободы (с прибавлением «тагильцев»).[3]

Структура поселенцев д. Сухоложской 1705 г сильно отличается от соседних сел. Из 21 двора  здесь 12 дворов выходцев из Тагильской  слободы, 4 двора из Невьянской, 3 двора переселенцев «с Руси» (Устюг, Вятка, Соль Вычегодск). Все жители д. Сухоложской  (по состоянию на 1705 г), поселившиеся в Новопышминскую слободу после 1686 г, – выходцы из Тагильской слободы, государственные крестьяне и ямские охотники. Причем ямщиков из них – две трети.[4]

А вот деревни в западной части Новопышминской слободы (прихода села Кунарского : дд. Бараба, Кулики, Каменное Озеро) появились несколько позднее (не ранее 1720 г) и на вторичной основе, т.е. сформированы крестьянами-переселенцами той же слободы.

Но это исследование миграционной истории крестьян отдельных и небольших деревень. Значительно объемней работа по отысканию корней первопоселенцев Карачельского форпоста Челябинского уезда Оренбургской губернии (ныне Шумихинский район Курганской области).[5] Это родина автора статьи, здесь его предки Кожевниковы возделывали зауральский чернозем более двух веков.

Своим появлением форпост обязан адмиралу Ивану Ивановичу Неплюеву. Будучи главой Оренбургской экспедиции (фактическим наместником Оренбургского края), он организовал постройку и заселение крепостей для обороны от степных воинственных  кочевников. В среднем течении реки Миасс в 1743 г был поставлен Карачельский форпост.

Первая известная ревизия крестьян Карачельского форпоста относится к 1782 г. Точнее: в доступной ревизии 1795 г есть данные 1782 г. В ней представлен сам форпост, как административный центр, одно село и 20 деревень.[6]

А всего в Карачельском форпосте и в приписанных к нему поселениях в 1782 г зафиксировано крестьян мужского пола 2145 чел., женщин – 2297 чел. Итого 4442 человека. Количество дворов (домохозяйств) — 388.

Надо сказать, что миграционная история форпоста имела гипотезу, достаточно авторитетную. Петр Иванович Рычков в книге «Топография Оренбургская»(1762 г) сообщает: Карачельский форпост: «…населен в 1743 году переехавшими из старых Исецкой провинции дистриктов, а по большей части из Шадринска»[7]. Некоторые наши современники этот тезис  упростили до предела: де, форпост заселился жителями города Шадринска…

Это очень полезная информация и, видимо, достоверная, т.к. П.И. Рычков был руководителем Географического департамента Оренбургской экспедиции и данными владел. Но: во-первых, пик заселения территории Карачельского форпоста (от сотен жителей к тысячам) пришелся на 1760-70-е гг, т.е. после подсчета Рычкова. Откуда произошел приток переселенцев в эти годы? Во-вторых, интересно какие именно села-деревни «старых дистриктов» его обеспечили и как этот миграционный поток распределился по форпосту. В-третьих, хорошо бы определиться по конкретным семьям: откуда они пришли, где проживали до переселения.

Поиск происхождения производился по всем 388 семьям Карачельского форпоста, зарегистрированным переписью 1782 г. С учетом того, что объектами поиска (для сопоставления семейно-именного состава) являлись не только главы домохозяйств, но и совместно с ними проживающие близкие родственники по мужской линии (братья, племянники), их общее число составило 461 персону.

Надо сказать, что главной целью исследования является не родословие фамилий, а география миграции, хотя и применяются методы и инструменты, типичные для генеалогии.

Технология исследования простая. Автор сравнивает ревизские сказки крестьян поселений Карачельского форпоста конца 18-го века с аналогичными ревизиями старых слобод Исетской провинции начала века 18-го. То есть следуем «наводке» П.И.Рычкова.

Доступны данные 1-й ревизии Исетских слобод (тогда они относились к Тобольскому уезду Сибирской губернии)  1719 г[8]  и ревизии крестьян Карачельского форпоста 1795 г, в которой имеется роспись по состоянию на 1782 г[9].

Объектами сравнения являлись главы домохозяйств Карачельского форпоста (как правило, это старшие по возрасту мужчины) и совместно с ними проживающие их братья. По фамильно-именным, возрастным и семейно-составным признакам отыскивались семьи их происхождения в первой крестьянской ревизии Исетских слобод. Если возраст главы домохозяйства в 1782 г был меньше 63 лет, значит, объектом поиска становился его отец.

Учитывались и косвенные показатели. Например, компактность проживания семей-однофамильцев расценивалось как вероятный признак их родства. Преобладание в поселении выходцев из одного села также влияло на выводы автора в спорных ситуациях.

Сложности, с которыми пришлось столкнуться, типичны: деформации фамильно-именных данных при ревизиях  и расшифровке списков; вольное указание в них возраста; отсутствие в списках первой крестьянской ревизии служивого люда (в том числе детей рекрутов). В тех случаях, когда главой домохозяйств в ревизии показаны вдовы, крайне трудно найти семьи происхождения их мужей (умерших до 1782 г), так как в лучшем случае указано лишь его имя. Мало шансов (при анализе доступных документов) найти «семьи исхода» у молодых глав домохозяйств (которым в 1782 г было меньше 40 лет), потому что часто во время первой ревизии их отцы еще не родились.

Поддержку исследованию оказывал тот фактор, что распространенность однофамильцев в 1719 г была низкой. Пожалуй, только две фамилии создали трудность по этой причине (Брюхановы и Курбатовы).

В «тяжелых» случаях в зону поиска включались переписные книги Тобольского уезда 1710 г по Исетским, Пышминским и другим слободам[10]; перепись С. В. Шахаева беглых крестьян слобод Верхотурского уезда, проживающих в Тобольском уезде, 1694 года[11]; именные списки драгун Тобольского полка. 1700 г [12] и другие источники.

Однако, данные по другим (не Исетским) слободам помогли мало. Лишь по 6 семьям сделано осторожное предположение, что они пришли из «чужих» слобод (по 2 семьи из Юрмыцкой, Суерской слобод и Кунгурского уезда).

Итоги исследования такие. Из 388 домохозяйств, зарегистрированных в 1782 г в Карачельском форпосте ревизией, установлено происхождение  328 семей  (85%). Вполне удовлетворительный результат для такого проекта. Он позволяет сделать обоснованные выводы. А они такие: 161 семья жителей форпоста имела свое происхождение из  Шадринской слободы (41,5 % ). Наибольший вклад в заселение форпоста внесли с. Сухринское (оттуда 45 семей), д. Кайгородская (28 семей), д. Иванищевых (18), д. Воробьева (12). д. Синитцкая(10), д. Мыльникова (9), д.Погорельская (7), д.Замараева (7), д. Чувашева (6).

            Суммарно 70 семей были выходцами из поселений Сухринского прихода (село Сухрино, деревни Синитцкая, Воробьева, Ивочкина) – 18% от всех дворов форпоста.

Барневская слобода была родной для 80 крестьянских семей Карачельского форпоста (20,6% от общего количества). 16 из них имели корни в с. Полевском, 14 – в с. Кабаньем,  12 – в д. Черемиской,  11 – д. Деминой, 10 – с. Макаровском.

Выходцы из Маслянского острога составляли в форпосте 19 семей.

Таким образом, Шадринский дистрикт  представляли в этой новой административно-территориальной  единице Зауралья 67%  семей.

Так как миграционная история 15%  семей  не установлена, правильно сказать осторожней: в 1782 г около  2/3 семей, населявших Карачельский  форпост, – это выходцы из Шадринского дистрикта.

Из самого города Шадринска (Шадринского Архангельского городка) переселилось только 4 семьи. Фразу П.И.Рычкова «переехавшими … по большей части из Шадринска» не следует принимать буквально, он говорил о Шадринской слободе. Любопытно, что из Далматово и деревень этого монастыря, тоже относившихся к Шадринскому дистрикту, переходов в Карачельский форпост не усматривается.

Другие Исетские слободы  «поставили» новой территории  65 семей  (16,8,%), а именно:  Красномысская – 9,  Окуневский острог – 14, Ново-Пещанская – 14,  Миасская – 7, Крутихинская – 13, Терсяцкая – 3, Мехонская – 1, Теченская – 2, Исецкая – 2. Другие не Исетские – 6 семей.

В некоторых деревнях форпоста выходцы из одного поселения составляют значительную часть: в деревне Каменной переселенцы из с. Сухринского занимали 10 дворов из 36, в д. Жужговой  (27 дворов) — 11 дворов переселенцев из д. Кайгородской.  Почти все (6 семей из 7)  выходцев из Миасской слободы проживали в д. Кушминской. Пять из 7 семей переселенцев из Шадринской д. Замараева поселились в д. Горшкова Карачельского форпоста. В с. Птичьем заметна была барневская «диаспора» (23 двора из 35), в т.ч.:  7 дворов из с. Полевского, 9 из с. Кабаньего. Десять из 13 семей  переселенцев  Крутихинской слободы проживали в самом Карачельском. При этом, видимо, у них существовала некая земляческая солидарность:  из 10 семей карачельских крутихинцев, 8 дружно и  самовольно переселились в д. Малую Дюрягину того же форпоста в 1783-84 гг.

Компактность расселения земляков, очевидно, была связана и с общностью в вероисповедании. В приходе села Сухринского старообрядческий раскол завелся  и укоренился ранее других в Шадринском уезде — в первой четверти 18-го века. Позднее он охватил д. Замараеву и с. Полевское (Барневская сл.).[13]

Поселения форпоста, где стали проживать  выходцы из этих сел-деревень в Карачельском форпосте, также были охвачены расколом.   Число староверов-поморцев, например, к концу 19-го века  в Каменной волости составляло около 600 чел., в Птиченской волости – около 250 чел.[14]

Интересно, что разные семейства исповедовали различные философии расселения. Например, Кожевниковы из с. Кабанье Барневской слободы, заселившись в село Птичье и ближнюю к нему деревню Сажину, так в них и жили, увеличивая число своих дворов. Другой пример: Дюрягины, переселенцы из с. Сухринского Шадринской слободы. К 1782 г они расселились по 5 поселениям форпоста, причем, две деревни были наречены по их фамилии: Большое Дюрягина и Дюрягина Малая.

Вот из каких мест пришли носители других фамилий, распространенных в нынешнем Шумихинском районе (правопреемнике Карачельского форпоста). Воробьевы из д. Воробьева Шадринской слободы, Голубчиковы из с. Кабанье Барневской слободы, Горшковы из с. Полевского Барневской сл., Денисовы из с. Макаровское и д. Батурина Барневской сл., Жихаревы из с. Кабанье Барневской сл., Камарские из Шадринской сл. (дд. Кайгородова и Иванищевых), Карандышевы из с. Сухринское (Шадр. сл.), Костромитины из д. Кайгородова (Шадр. сл.), Косых из д. Погорельская (Шадр. сл.), Летуновы из д. Замараева (Шадр. сл.), Мехонцевы из Крутихинской сл. д. Любимова, Мякушкины, Олоховы  из с. Сухринского (Шадр. сл.), Санбурские (Самбурские) из Барневской сл., дер. Демина, Серебренниковы из д. Коврига Красномысской сл., Соловьевы из д. Бакалды Барневской сл., Стариковы из с. Полевского (Барнев. сл.), Суворовы, Суетины  из д. Кайгородова (Шадр. сл.), Табуевы – д. Мыльникова Шадринской сл., Чирухины – из Уксянского села Крутихинской слободы , Юговы — Ново-Пещанская слобода, д. Прошкинская.

Выводы исследования:

1.Исследование установило, что сообщенные П.И.Рычковым сведения о географии переселения в Карачельский форпост в 1740-е – 50-е гг, распространяются и на весь период активной фазы заселения – до 1782 г. А именно, миграционная история практически всех семейств форпоста указывает на их происхождение из старых слобод Исетской провинции, причем около 2/3 семейств – из Шадринского дистрикта (Шадринской, Барневской слобод и Маслянского острога). Не установленные миграционные истории  не могут существенно повлиять на этот вывод.

2.Установлена миграционная история 85% семейств (домохозяйств), населявших  Карачельский форпост в 1782 г, с указанием поселений и семей «исхода». Причем,   в 80 % случаев (от количества установленных) степень достоверности выводов  автором оценивается, как высокая; в 20% случаев выводы сделаны, как предположения.

            Уже после проведенного исследования стали доступны материалы ревизских сказок Шадринского уезда (Шадринская, Маслянская и Барневская сл.), 1744 г[15]. Это позволило уточнить миграционные истории семей Карачельского форпоста, но не повлияло на сделанные автором выводы.

Статья представлена в форме доклада на IV родоведческом форуме «Хронограф памяти», Нижняя Синячиха, 13-14 мая 2023 г

---

[1] Коновалов Ю.В. Особенности процесса раннего заселения Сухоложья//Сухоложье в истории Урала: связь времен. Материалы второй региональной НПК:-Уральское церковно-историческое общество, Екатеринбург, 2014 г.

[2] Сухарев Ю.М. О деревне Ряпасовой (Темной) и ее первых жителях// Слог: Сухоложский альманах. Выпуск второй.- Екатеринбург, УЦИО,2021. С.3-21

[3] Сухарев Ю.М. Первопоселенцы деревни Ирбитские Вершины Новопышминской слободы // Слог. Сухоложский альманах. – Екатеринбург: Уральское церковно-историческое общество: Екатеринбургская духовная семинария, 2019. – Вып. 1. – С. 11-25;

[4] Сухарев Ю.М.Первые поселенцы д. Сухоложской Новопышминской слободы: миграционная история и особенности заселения // Слог: Сухоложский альманах. Выпуск третий.- Екатеринбург,УЦИО, 2022. С.3-52

[5] Сухарев Ю.М. Заселение Карачельского форпоста и его деревень // Мат-лы 16-й Уральской родовед. науч.-практ. конф. (10-11 нояб. 2017 г., Екатеринбург). – Екатеринбург, 2018. – С. 197-210.

[6] Оренбургская казенная палата — Электронный архив  «Ревизские сказки» — перепись населения Уфимской и Оренбургской губерний за 1795-1858 годы  ЦГИА РБ ф. И-138;

[7] Рычков П.И. Топография Оренбургской губернии. Сочинение 1762 года. 1887г;

[8] РГАДА, Ф.214, Оп. 1. Д 1587;

[9] Оренбургская казенная палата — Электронный архив  «Ревизские сказки» — перепись населения Уфимской и Оренбургской губерний за 1795-1858 годы  ЦГИА РБ ф. И-138;

[10] РГАДА. Ф.214. Оп.1. Д.1524. Лл.1-384; РГАДА. Ф.214. Оп.1. Д.1525. Лл.1-620;

[11] РГАДА. Ф. 210. Оп. 6ж (Денежный стол). Д. 253. Лл. 83 – 141 об.;

[12] РГАДА, Ф. 214, Оп. 1, Д. 1248;

[13] Обозрения Пермского раскола так называемаго «старообрядчества», составлено А.П., Санкт-Петербург, типография духовного журнала «Странник», 1863;

[14] Сляднев М.И. Старообрядчество на Южном Урале http://samstar-biblio.ucoz.ru/publ/46-1-0-58

[15] РГАДА Ф.350. Оп.2. Д.1060.