Сухарев Ю.М. Мой Байконур (фрагмент биографии)

…Где-то на 3-4 курсах нас захватила студенческая «вольница» с шумными застольями и прочими безобразиями. В техникуме с этим было строго. Но Бог миловал, защитив диплом, я прикрутил на лацкан пиджака новенький значок выпускника.

Вместе с дипломом вручили и повестку в военкомат. Весенний призыв заканчивался в мае, но выпускникам техникума разрешали закончить обучение, отчего срок нашей службы становился месяца на полтора короче.  Такой призыв именовали «спецнабором». Срок моей службы исчисляется с 7 июля 1975 г, т.е. от получения диплома до получения погон  — ровно одна неделя.

Поезд из Свердловска через Челябинск и Оренбург вез нас куда-то в Среднюю Азию.  Под утро третьего дня высадили на станции с ничего не говорящим названием Тюра-Там. Пока нас  пересчитывали и разбивали на группы, уже рассвело. Миновали КПП. Автобус везет нас по хорошей дороге среди голой степи. Дорожный указатель  вызвал в салоне оживление: прямо Байконур!

Что это значит для нас? Конечно, мы видели по телевизору стартовую площадку, пуски космических кораблей…  Но все, что стояло за этим, было строго засекречено. Вспомнились кадры кинохроники  о городке космонавтов Звездном. По тенистым аллеям гуляли улыбающиеся космонавты…

Оказалось, Звездный — это где-то в Подмосковье. А здесь строго охраняемый ракетный полигон в (раскаленной летом и ледяной зимой) пустыне. Десятки площадок со стартовыми установками или ракетными шахтами, радиолокационными станциями, монтажно-испытательными корпусами, блоками заправки ракет и т.п. Тысячи военнослужащих с разными эмблемами и цветом погон (были и морские части, испытывающие ракеты для ВМФ). Из гражданского населения только члены семей офицеров (они все проживали в гарнизонном городе на т.н. «десятке») и командированные представители разных заводов, КБ и т.д.

Площадка, где предстояло служить нам (из нашего техникума сюда привезли человек 15), называлась «двойкой». Воинская часть 25741, которая здесь размещалась, обеспечивала пуски пилотируемых космических кораблей (но не только). Тот самый «гагаринский» старт находился километрах в 2-х от казарм, каждое утро подразделения части бегали к нему во время зарядки.

Вторая площадка Байконура  уже в то время считалась «исторической», хотя со дня первого полета человека в космос прошло лишь 14 лет и в части служило много офицеров, участников не только этого события, но и запуска первого спутника. Были офицеры, близко знавшие и дружившие с Гагариным (например, в нашей группе таким был капитан Кабанячий; он утонул в Сыр-Дарье летом 1976 г).

Сбросив с себя гражданскую одежду и прическу, наскоро помывшись под душем, получили солдатскую форму. Она вызвала некоторое удивление, потому что тропический вариант обмундирования большинству из нас был не знаком:  не пилотка, а панама; не сапоги, а ботинки; куртка с отворотом на груди.

К тому времени, когда мы худо-бедно одели на себя солдатское, солнце уже палило во всю и не по-детски. Помещение карантина было в той казарме, где и пришлось служить в дальнейшем. В этот день было чему удивляться, но страшная жара и постоянное желание пить как-то притупили эту способность.

Дело в том, что 2-я площадка была в центре события мирового масштаба. Через несколько дней здесь намечался  пуск космического корабля  «Союз-19» по советско-американской экспериментальной программе  «Аполлон-Союз». Наши американские друзья-недруги периодически появлялись на площадке. Чтобы не показать подлинное лицо нашей космонавтики, все офицеры должны были являться на службу в гражданской одежде, величать друг друга по имени-отчеству, но отнюдь не по званию. Солдат (кроме нас, карантина) переодели в рабочие робы песочного цвета, на головы одели  береты. Все без знаков различия.

В какой-то мере сотрудничество с американцами помогло и нам: когда ожидался их визит, то карантин, как не замаскировавшийся, должен был сидеть в казарме и учить устав или подшивать погоны. Находиться в помещении в 50-ти градусную жару тяжело, но легче, чем заниматься физподготовкой на «воздухе».

Через несколько дней, когда ракета стояла уже на стартовом столе, рядом с ней, на площадке № 1, прошел традиционный митинг-встреча экипажа корабля с личным составом части. Говорят, его придумал ещё Королев: персонал, готовящий пуск, должен понимать, что на них лежит ответственность за жизнь не абстрактных космонавтов, а конкретных живых людей, стоящих пере ними.

До самого начала было не ясно, пустят ли на митинг карантин, который своим нескладным воинским видом испортит картинку и разрушит легенду о мирном космосе. Но американцев на митинг не позвали, а советское телевидение знает, как и что снимать. На мероприятие нас отправили, чему мало кто из нас был рад: пешком туда и обратно под палящим солнцем. Экипаж основной (Леонов и Кубасов) и запасной (фамилии не помню) сделали круг и поприветствовали собравшихся. От нашей части выступил комсорг, «старлей», одетый в гражданское. Еще запомнилось, что наши парни из карантина наполнили где-то там фляжки холодной водой – вот это было отрадно. Вечером смотрели митинг по программе «Время». Операторы умело «объехали» нас, замученных начинающих воинов … Кто бы сомневался…

Пуск корабля «Союз-19» состоялся 15 июля 1975 года в 15 часов 20 минут. Всех лишних со второй площадки при пуске эвакуируют. Причем, по-разному. Иногда  просто уводят в степь на несколько километров. Самое комфортное: сажают в «мотыгу» (мотовоз) и отвозят подальше (можно хорошо выспаться). 

В этот раз (который был для нас первым) сразу после завтрака (обычно летом — жаренная рыба и картофельный «клейстер»)  пешком отправили на соседнюю большую жилую  площадку и заперли в клубе. Фильмы, которые в тот день показывали («Суворов», «Кутузов», «Нахимов»), с тех пор смотреть уже не могу. Момент пуска ракеты дали увидеть. Усвоили одну из байконурских традиций: в момент, когда ракета отрывается от стартового стола и до отделения 1-й ступени нужно обязательно кричать: «Пошла, пошла, пошла…». Зрелище очень красивое, а ночной старт – неописуемое, потрясающее. Видео это не передает.

Первый год службы оказался для меня довольно тяжелым. И это притом, что я парнем был не домашним: с 14 лет жил фактически самостоятельно. Имел некоторые  трудовые навыки и закалку. Пресловутая «стариковщина» существовала, но только «от сех до сех», «беспредела» не было. Плюс – среди сослуживцев моего призыва было несколько друзей по техникуму, а такая поддержка важна в солдатской среде. Впрочем, служить первый год всем  нелегко.

Например, осенью 1975 г месяца два наша группа ходила в кухонный наряд. Сутки через сутки. Тяжелая работа, фактически, полные 24 часа без сна и отдыха. Но не на глазах начальства и с хорошим питанием. У меня же был медотвод от кухонных работ и пришлось эти два месяца отстоять дневальным. Это сон через двое суток, все дежурство либо работа, либо  «на тумбочке» под «бдительным оком»,  по полной форме и навытяжку. Достоялся чуть не до «глюков», мог уснуть стоя или на ходу. Зато узнал предел своих возможностей.

Четвертая группа, куда нас определили после карантина, была подразделением телеметрии. Солдаты и офицеры работали по проверке этих систем при сборке ракет в монтажно-испытательном корпусе и на стартовой площадке. Отделение, в которое мы попали,  было создано незадолго до нашего призыва. Увеличение штата объяснялось разработкой нового объекта («изделия», как говорят ракетчики) для борьбы с вражескими спутниками. Но что-то с этим не заладилось и работ по этому направлению было немного. Нас больше привлекали к выполнению разных «левых» задач. Получил квалификацию оператора телеметрических систем управления стратегическими ракетами 2-го класса.

Конечно, была строевая и физподготовка (много), боевая и огневая (мало).

К концу службы много и с удовольствием бегал, а вот перекладина давалась мне плохо. Лишь на второй год смог выполнить солдатский норматив.

За время моей службы на космодроме Байконур с июля 1975 г по май 1977 г было запущено в космос с площадки №1 нашей частью пять пилотируемых космических кораблей и еще несколько беспилотных. Маленькая толика и моего труда есть в этом достижении страны.

Служба на космодроме оставила не только автографы космонавтов на обложке моего военного билета. И это не только впечатления и воспоминания, которые я храню и буду хранить всю жизнь.

Причастность к событиям мирового масштаба, хоть и малое, но участие в них, безусловно, оказало влияние на формирование моей личности.

Демобилизовался 20 мая 1977 г. С полигона на Урал отправлялся целый эшелон. До Челябинска двое суток езды.  Прощание с армейскими друзьями.  С большинством из них больше никогда не встречался.

И – гражданская жизнь, от которой уже отвык. Отпуска я не получал. Дальше Ленинска («десятки») все два года нигде не бывал.  И теперь даже вид пестрой гражданской массы вызывал некоторое удивление.