Сухарев Ю.М. Рефтинские золотые прииски начала 20 века глазами Маргариты Имшенецкой

Активная фаза разработки Рефтинских золотых приисков частными старателями пришлась на период между 1884 и 1914 годами – ровно 30 лет. До того отводы золотосодержащих  участков здесь персоналиям не производились по причине того, что основная часть территории находилась в пространстве казенных лесных дач – Каменской, Монетной, Березовской, неприкосновенных для частника.

В 1870-е годы законы Империи  запрет сняли, но подзаконные акты вызрели только к 1884 г, дав старт «золотой лихорадке» в бассейне реки Рефт.

Начало Первой Мировой войны и последовавшая глобальная мобилизация сократили добычу «презренного металла» до минимума, по причине отсутствия на частных копях рабочих рук, а революция и национализация  вернули  прииски государству.

Ажиотаж вокруг рефтинского золота был отчасти вызван  предыдущим запретительным периодом: запретный плод всегда сладок, он манит, порождает слухи и мифы о несметных богатствах. Желтый металл в недрах был, но мало чьи ожидания сбылись в полной мере.

В 1884 г Д.Н.Мамин-Сибиряк написал рассказ «Золотая ночь», где поведал о трагикомичных перипетиях заявочной кампании  на  только что открытых для промысла  золотоносных  площадях. Приведенные писателем выдуманные топонимы очень напоминают реальные рефтинские. «Пятачковая дача» — Монетная, реки «Большой и Малый Сулат» — Большой и Малый Рефт. И так далее. «Десятки болотистых озёр и «озеринок» попадаются на каждом шагу, давая начало десяткам болотистых речонок, которые постепенно сливаются в три главных реки…». Это, определенно, про Рефтинский край.

Впрочем «инженер человеческих душ» не стремился к документальности. А именно ее нам и не хватает для понимания истории рефтинских золотых промыслов. Не хватает описания приисковой жизни, сделанного очевидцем, видевшим ее своими глазами.

Эта прореха отчасти закрывается  книгой писательницы Русского Зарубежья Маргариты Викторовны Имшенецкой (ок.1883 г – 1972 г) «Забытая сказка». Впрочем, вряд ли кто-то называл ее писательницей при жизни. Известно, что в 60-е годы (уже в 80-летнем возрасте) она публиковалась в русскоязычном альманахе кружка «Литературные встречи» (Сан-Франциско). Тогда же в эмигрантских газетах напечатали её 2-3 очень коротких рассказа.

Маргарита Лукашевич (Имшенецкая), 1917 г.

В предисловии к российскому изданию книги «Забытая сказка»  говорится, что она вышла  в свет по благословению митрополита Монреальского и Канадского Виталия.

Владыка Виталий (Устинов) был на Канадской кафедре с 1957 г по 1986. При епархии была типография, где печатались брошюры, журналы и книги. Возможно, там книга Имшенецкой и была напечатана впервые. Но это только предположение. В России «Забытую сказку» стали печатать в 2000-е годы, а в 2009 г ее опубликовала «Роман-газета». Она вызвала интерес у читающей публики.

Роман автобиографичен, но это не мемуары. Полет авторской фантазии имеет место, но в границах подлинной судьбы Маргариты Викторовны, с некоторой дельтой, конечно. Впрочем, подтверждения некоторым существенным сюжетам еще не найдены.

Анализировать все произведение не наша цель. Остановимся на «Письме девятом» (главы поданы в виде писем).  Оно называется «Урал» и именно в нем описано пребывание героини романа (читай, автора) на золотых приисках.

Вот начало.  Героиня случайно знакомится у  московских друзей с семьей одного золотопромышленника с Урала. «Мы друг другу настолько понравились, что в первый же вечер нашего знакомства я охотно приняла их приглашение провести весну, или сколько мне понравится, у них на приисках, в лесах Урала»[1].

Речь идет о семье Владимира Михайловича Имшенецкого. Примерно с 1905 года Маргарита Викторовна Лукашевич (это ее фамилия от рождения и до замужества в 1922 г) находилась с Имшенецкими в  близких отношениях.  В 1906-1907 гг она являлась доверенным лицом Владимира Михайловича при купле-продаже приисков (асбестовых и золотых) – как раз припышминских-рефтинских. Один из проданных участков назывался Маргаритинским (догадаемся, в честь кого он так назван…). Проживала при этом в Екатеринбурге «по главному проспекту в доме Пале – Рояль», принадлежащем Имшенецкому[2].

Неординарная биография В.М.Имшенецкого неплохо изучена и в данной статье нет смысла ее приводить[3]. Известные биографические сведения  о М.В.Лукашевич (Имшенецкой) здесь будут, но позже. Прежде всего, нас интересуют прииски.  Писательница не указывает прямо их местоположение, но мы знаем, где располагались золотоносные участки семьи Имшенецких, кроме главы семьи, записанные на его жену Елену Ивановну, брата жены Петра Ивановича Ковылина и на жену брата Александру Дмитриевну. Были и дальние, но только рефтинские-припышминские находились относительно недалеко от Екатеринбурга, что соответствует  тексту  «Забытой сказки».

            «Об Урале можно написать обстоятельную и очень толстую книгу, но я хочу написать только впечатления молодой девушки, которой шел двадцать третий год. Все было ново. Жизнь в лесу, прииски и их обитатели, добыча золота, уклад и нравы приисковой жизни, простота общения с людьми и все, все окружающее было мне, жительнице большого города, прямо в новинку, особенно в первые дни моего приезда».

Это, как бы, общий фон. Будем просматривать составляющие приисковой жизни.

Природа, флора и фауна. Это , кажется, осталось прежним и не так нам интересно. Впрочем, богаче была тайга, чем сейчас. Явно богаче. Медвежонок, живущий в тайге, но подкармливаемый  старателями, — свидетельство этому.

Социальная инфраструктура прииска состояла из «барского дома», примыкавшей к ней конторе и отстоящей от них метрах в ста казарме для рабочих. На этом промысловом участке хозяйский дом был шикарный, что, однако, было редкостью.

«Приехав к своим друзьям С. прямо из столицы, я не почувствовала никаких неудобств. В моей комнате был умывальник с горячей и холодной водой, стены были отштукатурены, окна большие, потолки высокие, воздуху было масса, весь дом был уютно и удобно распланирован, могу сказать, что комфорт был полный, то есть неудобства не чувствовались». В доме была даже фисгармония.

«Когда мне пришлось посетить ближайшие, далеко не бедные прииска и заходить в дома, то в первую минуту невольно хотелось зажать нос от весьма неприятного смешения запахов. Мне, Любочке и Володеньке пришлось однажды заночевать верст за сорок от нашего дома, также на приисках одного из очень богатых золотопромышленников, чудака-бобыля, живущего и зиму, и лето безвыездно на прииске. Мы всю ночь промучились в душном низком подслеповатом, типично приисковом доме, я имею в виду маленькие оконца и очень низкие потолки. Одолевали нас клопы, а утром единственный в доме умывальник, который помещался на кухне, сломался, пришлось мыться прямо на улице из рукомойника, привешенного к дереву около дома. Рядом стояло ведро с водой и ковш».

В конторе Имшенецких стоял сундук с добытым золотом, запертый на висячий замок, стол, три стула, полки и конторки с книгами.  Казарму для рабочих М.Имшенецкая не описывает, но то, что работяги жили в бараке, а не землянках (как было чаще всего), говорит о цивилизованном хозяйствовании. Имелась и баня.

Стратификация приискового люда проста и понятна. На верхнем уровне хозяева (либо управители). В описываемом случае это Владимир Имшенецкий с сыном Владимиром же, выпускником университета. «Они оба могли говорить только об этом (золоте. – Ю.С.). За вечерним чаем обычный разговор сводился к намывке за день золота, их часто тревожило уклонение жилы. Володенька занимался исключительно разведкой, и все делал новые заявки, как бы подготовляя будущую работу для следующего лета».

Молодой барин горячился, впадал в восторг, найдя при шурфовке  высокое содержание золота. Опытный отец призывал к хладнокровию: разработка без полноценной разведки может стать западней – «прокопаешь то, что нашел, и столько же добавишь своих, если не все, что имеешь».

«Когда я наблюдала отца и сына, то мне всегда казалось, что золото ослепило их, отдалило от действительности. Они были глухи и слепы ко всему, что не касалось приисков. Мне было жаль этих людей, они как бы отошли от самой многоголосой, многоликой жизни и взяли только однотипное, монотонное, серое, скучное. А может быть, я ошибаюсь, они большего и взять не могли, а брали, что было присуще их натурам, то есть азарт при изыскании золота, и это их вполне удовлетворяло».

Несколько ниже по иерархии уровень специалистов. В романе это Иван Иванович «русский мужичок-самородок», ведавший на прииске строительными работами и сложными механизмами. С хозяевами в дружеских отношениях, иногда они останавливались в его городском доме. И с рабочими умеет общаться, пользуется их уважением, понимает их, играет в их компании на гармошке или гитаре. «Мужики говорили о нем: «усе знает, тысячу и еще один».

Нижний уровень – приисковые рабочие, сначала перепугавшие городскую барыню, не видевшую подобных типажей. «Толпа оборванцев с всклокоченными неопределенного цвета гривами, обросших бородами, начинавшимися прямо из ушей, все какие-то чубастые, скуластые, сутуло-плечистые, со сверкающими не глазами, а глазищами».

            «На приисках бродяга, беспаспортный, с темным прошлым человек, был весьма неплохим работником. Из их среды выбирался «старшинка», который бил нещадным боем провинившихся (в особенности, укравших что-либо у товарищей), и даже мог подвергнуть их выгону с приисков. Их дисциплина и этика были железные, вернее на их языке она называлась «варнацкой честью», от слова «Варнак» — беглый каторжник, беспаспортный бродяга на местном наречии. Старшинка часто кричал провинившемуся: «Держи ришпект». Самое страшное для бродяги — выгон из артели, из приисков; он вновь попадал властям и мыкался по тюрьмам».

Что касается работного рудничного люда, то мнение барыни об их каторжном прошлом верно лишь отчасти. Там было много крестьян и заводских рабочих, для которых это являлось отхожим промыслом. Впрочем, они часто и быстро люмпенизировались.

В 1880 г на отхожие золотые промыслы получило билеты в Екатеринбургском уезде 6318 человек, в Камышловском – 405 человек. Статистический Пермский Комитет указывал: «Отхожие промыслы, связанные с продолжительным отсутствием работника из дома, действуют весьма неблагоприятно как на нравственность, так и на материальное благосостояние крестьян. Находясь вдали от своих семейств, крестьянин, под влиянием окружающей среды, привыкает к пьянству, празношатайству, лени и нередко впадает в преступления. Одно волостное правление так охарактеризовало последствия этих промыслов: «многие (рабочие) своевременно в свое жительство не возвращаются и высылаются этапным порядком, денег домой не приносят и после того более бывают подвержены пьянству, лености и разврату, от чего и расстраиваются их семейства».

Особенно же вредное влияние оказывают работы на золотых приисках, которые, кроме нравственной деморализации рабочих, награждают их ещё сифилитическою болезнью, заносимую рабочими и в свои семейства»[4].

Героиня романа, видя тоскующего по родному дому бродягу-рабочего, замыслила ему помочь, найти его мать, сказать ей, что сын жив. Понимающий жизнь Иван Иванович даже перепугался: «Не трожь, не трожь! Если и молится старуха о нем как о покойнике, то приняла, успокоилась… А ему ходу нет, в деревню явится, мужики не примут, выдадут, и будет и ему, и ей горше, чем сейчас».

Интересно отношение рабочего люда к добытому золоту. Хранилось оно в том сундуке в конторе. Никто контору не охранял и в ней не жил. «На мое утверждение, что легко сломать окно и разбойникам ничего не стоит украсть золото, мне, смеясь, ответили: «Куда они денутся с золотом-то?».

Намытое за день золото помещалось в сундук, в присутствии одного, обязательно грамотного, рабочего, хозяина или управляющего и конторщика. «Золото взвешивалось, записывалось, затем следовали три подписи присутствующих. Таково было правило для сдачи золота в казну. Затем раз в неделю или два, точно не помню, запрягали коробок (плетеная корзинка на длинных дрогах), очень удобный экипаж по трясучим с выбоинами лесным и проселочным дорогам. Садились артельщик, еще кто-нибудь из служащих, кучер, и без всякой охраны, то есть без урядника, без оружия трусили до ближайшей железнодорожной станции. Дальше ехали в город и сдавали золото в казну».

Вот такие детали приисковой жизни может почерпнуть краевед из книги Маргариты Имшенецкой «Забытая сказка».

            Где точно находился  тот прииск? Однозначного ответа нет. Имшенецкие владели большой группой приисков по притокам Пышмы Грязнушка и Каменка. Однако там работали главным образом по рассыпному золоту. В книге же речь идет о жильном, которое добывалось активно вокруг нынешнего поселка Золоторуда, в среднем течении реки Рефт.  Здесь Владимир Михайлович прииски тоже имел и примерно в тот период, который описывается. Сухоложский краевед Афанасьев писал, что В.М.Имшенецкий, на Никифоровском прииске, где уже имелась Инокентьевская шахта, стал строить новую с таким же названием. На Алексеевском прииске этого предпринимателя имелась лаборатория для первичной обработки шлиха. Эти прииски района излучины Рефта вблизи нынешнего поселка Золоторуда[5].

У излучины Рефта, над прибрежным обрывом, стоял раньше дом, который ещё долго называли «барским». Сейчас от него остались лишь фундаменты. В 30-е годы в нём был организован т.н. «дом отдыха» для приисковиков. Очень вероятно, что этот дом принадлежал Имшенецкому и именно его описала Маргарита Викторовна.

Площадка, где (предположительно) находился «барский дом».

Теперь уместно познакомить (хотя бы отчасти) с  самой писательницей. Уже около 10 лет совместно с исследователем Вадимом Власовым мы пытаемся поднять подлинную биографию Маргариты Лукашевич (Имшенецкой). Пока мы знаем её лишь в некоторой степени.

Биографию М.В. Имшенецкой читайте в статье Сухарев Ю.,Власов В. «Маргарита»

[1] Имшенецкая Маргарита. Забытая сказка// «Роман-газета» № 1- 2009

[2] ГАСО Ф. 24 оп. 19 д.589

[3] Сухарев Ю.М. Биография уральского горнопромышленника Имшенецкого В.М. (1858 – 1942) http://sukharev-y.ru/; Власов В., Сухарев Ю. Венчание обреченных http://sukharev-y.ru/; Сухарев Ю.М. Биография уральского горнопромышленника В. М. Имшенецкого (1858–1942) // XIV Уральская родоведческая науч.-практ. конф. (13-14 нояб. 2015 г., Екатеринбург).

 

[4] Календарь Пермской губернии на 1883 г. Издание Пермского губернского статистического комитета. Год первый. – Пермь:Типография Губернского правления, 1883

[5]  Афанасьев А.А. Сухоложье.Неизвестные страницы.Сухой Лог:2004

Статья представлена в форме доклада на 2-х Чечулинских чтениях, Асбест, 19.09.2019 г.